Шемин Евгений © nov_zem@mail.ru

АРХИПЕЛАГ №6

начало

Визит Зам министра. Охота и рыбалка.

Наступила настоящая весна. Прилетели, для продолжения рода, утки, гуси и другие перелетные птицы.
По гарнизону сообщили, что должен прилететь с инспекцией Заместитель министра обороны СССР по расквартированию войск. Начальство очень высокого полета, точнее ранга.
Весь гарнизон стал, с утра до ночи, лихорадочно готовиться к встрече высокого гостя и смотру войск. В частях в основном тренировали дружно хором отвечать на приветствие, кричать три раза ура, а так же проходить строем коробочкой, с песней и без песни.
И вот наконец личный состав части одели в шинели, вместо спецпошивов, и повели в гарнизон. Перед этим, по пути следования Зам министра, все бетонные плиты дороги были тщательно подметены, а лужи на них высушены старыми солдатскими одеялами.
В центре гарнизона собралось практически все его население. Матросов, военных строителей, ПВОшников построили на центральной улице гарнизона, вокруг них столпилось множество детей, женщин и другой любопытствующий люд. Был яркий солнечный день. Ожидание затянулось.
Тут, к большому недоумению всех присутствующих, дали команду к парадному маршу и все подразделения прошли строем перед полупустой трибуной, выстроенной по случаю визита высокого начальника. Но на трибуне, кроме гарнизонного начальства второго эшелона, никого не было. На этом закончилась столь долго подготавливаемая торжественная встреча высокого московского гостя.
А Зам министра на самом деле прибыл во время, только решил, не заезжая в гарнизон, сразу поехать в адмиральскую охотничью резиденцию на знаменитом озере Гусиное. Это озеро славилось несметным количеством гнездящихся здесь уток и гусей и пользовалось большой популярностью у Высшего командного состава Министерства обороны СССР. Они весной, под благовидным служебным предлогом, старались оказаться на Новой Земле с визитом, а на самом деле просто в удовольствие поохотиться на уток и гусей, а заодно и порыбачить на гольца.
Говорят, что в этот раз охота удалась на славу. После него Зам министра тихо, без всякой помпы, убыл назад в Москву.

***

А вообще охота и рыбалка на Новой земле действительно замечательная. Хотя разнообразием местный животный мир не отличается, зато объекты охоты водятся здесь в больших количествах, превосходя другие острова Российской Арктики. Раньше острова Новой Земли считались едва ли не основным его промысловым районом.
С незапамятных времен сюда плавали, добывая здесь зверя, рыбу и птицу, русские поморы. Новую Землю называли «кормилицей», «маткой», «маточкой». Отсюда и Маточкин шар – пролив между Северным и Южным островами. По-поморски «шар» - пролив.
В морских водах Новой Земли водятся гренландские киты, моржи, тюлени. Северный остров является родильным домом для белых медведей. На южном острове обитают несколько тысяч одичавших домашних оленей. Много песца.
Из всего разнообразия птиц для охотников представляют интерес утки и гуси. Водятся здесь и краснокнижные тундровые лебеди.
Для любителей рыбалки особый интерес представляет голец, рыба семейства лососевых. Бывают очень крупные проходные гольцы, до пятнадцати килограммов весом, обитающие в море и заходящие на нерест в реки. А есть еще здесь озерно-речные гольцы, гораздо мельче, чем проходные и обитающие в этих водоемах постоянно.
Гольцов ловят на блесну, почти круглый год. Летом, когда лед на озерах растает, и в холодный период, проделывая лунки во льду. Гарнизонное начальство, время от времени, устраивало коллективные выезды на рыбалку, выделяя для этого адмиральский катер.
На дальних точках матросы и солдаты сетями вылавливали гольца и засаливали их бочками, чтобы разнообразить приевшийся им ежедневный армейский рацион. И это удавалось им в полной мере.
По весне, когда прилетали утки и гуси, владельцы редких для этих мест охотничьих ружей отправлялись на многочисленные озера на охоту. Чаще всего это занятие считалось просто забавой, чтобы снять охотничьи зуд.
А в основном, круглый год, охотились на северного оленя. С ГТСок, УРАЛов, да с чего придется. Официально охоту контролировать было некому, все-таки закрытая военная зона. Для этой охоты использовали штатный карабин Симонова, которым был вооружен весь личный состав гарнизона. Обычно у добытого оленя вырезали сердце, вырезку и кусок филейной части, остальное доставалось песцам. В основном такой охотой занимались офицеры.
Глядя на этих офицеров, в поселке Северном некоторые солдаты не оставались в стороне. Они из подручных средств кустарным способом изготавливали самоделки, из которых можно было стрелять стандартными карабинными патронами. Купив или выменяв у матросов караульной роты эти патроны, они колесили на УРАЛах по тундре в поисках трофея. Что ими больше двигало, бездумная мальчишеская удаль или желание покушать оленины, трудно было сказать. Но время от времени им все же удавалось добыть оленя и попировать.
Одним из таких новоявленных охотников оказался бывший одноклассник Димы Персика Володя, который волею судьбы попал служить в поселок Северный. Изготовив очередной шедевр пулеметания, он с другом отправился на охоту в тундру. По пути Володя решил испытать свое творение. Завидев среди каких то строений одиноко стоящую будочку, он на пробу решил выстрелить в его обитую жестью дверь. Самопал сработал как надо, прострелил дверь будки насквозь. Но в следующий момент дверь будки распахнулась, из него вывалился солдат со спущенными портками и замертво рухнул на землю. Эта будка оказалась уборной какого-то объекта.
Володю конвоировали в гарнизон, где его судил военный трибунал, в результате чего он отправился в места не столь отдаленные отбывать наказание.

Новый командир третьей роты.

В эту весну командира третьей роты младшего лейтенанта Васильчука ушли на пенсию. Вскоре представили нового командира роты, майора Божко. Что это пошло за непонятное повеяние, назначать на должности офицеров на одно или два звание выше, чем принято по должности? Командиром части, которая соответствует батальону, стал полковник, командиром роты обычно назначают не выше капитана, а тут майор. Видимо должностей, в соответствии со званиями, на всех не хватало.
Майор Божко был премилым человеком. Небольшого роста, кругленький, круглолицый, заметно лысеющий, совсем нестарый для майора человек. Добродушный, ну почти домашний.
Оказалось, что совсем не надо быть цербером, чтобы в роте был порядок, соблюдалась дисциплина, чтобы служба шла сама собой, без окриков и пришпоривания, без надрыва и нервов. Все это отлично получалась у нового командира роты.
Вместе с новым командиром роты появилось и новое пополнение. Весеннее. От этого факта жизнь у Мирона и ребят его призыва стала намного веселее. Появились новая отсечка, год службы позади. И хотя осталось столько же, но это уже было совсем чуть-чуть, служба пошла на убыль. Появилось ощущение, что время ускорила свой бег.
В этот год по всей стране проходила компания по выдвижению кандидатов в депутаты Верховного совета СССР. В кандидаты этого Совета был выдвинут и Начальник полигона, контр-адмирал Кострицкий. Для представления кандидата перед личным составом части было назначено его доверенное лицо. Им стал командир третьей роты майор Божко.
Всех собрали в клубе части. Приехал контр-адмирал Кострицкий. Он, в потрясающей парадной адмиральской форме, украшенной, помимо всего прочего, внушительной орденской планкой, прошел на сцену и сел за стол, накрытый красной тканью. Вслед за ним на сцену вышел майор Божко, тоже в парадной форме, прошел за трибуну рядом со столом:
- Товарищи! Мне сегодня поручено представить Вам кандидата в депутаты Верховного совета СССР контр-адмирала Кострицкого Станислава Петровича.
Далее последовали подробности автобиографии кандидата в депутаты. Затем были озвучены некоторые факты из его славной флотской жизни:
- Когда началась Великая Отечественная война – продолжило доверенное лицо – Станислав Петрович встретил его командиром эскадронного миноносца, командуя которым он начал свой славный боевой путь.
При этих словах контр-адмирал, сидевший до этого с несколько отрешенным видом, погруженный в свои мысли, встрепенулся, недоуменно оглянулся и видимо посчитав, что ослышался, успокоился. Но было заметно, что с этого момента он стал внимательно прислушаться к выступлению своего доверенного лица.
И когда майор Божко произнес:
- Победу Советского Союза над фашисткой Германией Станислав Петрович встретил в должности командира дивизиона эскадронных миноносцев.
Тут контр-адмирал поняв, что все-таки он не ослышался, негромко, но твердо поправил своего представителя:
- Эскадренных.
Тут пришло время встрепенуться майору Божко, но он даже не понял, почему его поправляет столь высокое начальство и в чем суть его ошибки. Поэтому он с растерянностью посмотрел на контр-адмирала, а затем, уже очень внимательно всматриваясь в текст, продолжил читать свой доклад. Слава богу, что дальше по тексту слово эскадренный больше не встречалось. Но у всех создалось такое впечатление, что майор Божко так и остался в неведении, что миноносцы бывают эскадренными, но не эскадронными, а эскадрон – это конное подразделение, например эскадрон гусар или эскадрон конных красноармейцев.
Но конечно командование «эскадронным» дивизионом миноносцев никоим образом не помешало довести до конца представление контр-адмирала перед личным составом части и позже, после выборов со сто процентной явкой последних на избирательный участок в том же клубе, Станислав Петрович стал депутатом Верховного совета СССР, набрав те же сто процентов голосов избирателей. Кто бы мог еще в этом сомневаться.

Любовь и секс. Насильник Аристархов.

Как то раз, придя в санчасть к Эдику, Мирон застал в процедурной любопытную картину. Эдик сидел на стуле, а перед ним стоял молодцеватый боец из его призыва с третьей роты со спущенными портками и обнаженным эрегированным членом, с неестественно большой головкой. Можно было предположить самое невероятное, если бы Эдик при этом не крыл трехэтажным матом владельца этого члена, который представлял собой невероятное зрелище. Посиневший, вздувшийся до невероятных размеров от воспаления, а не от эрекции, дурно пахнущий от гноящейся раны в верхней его части позади головки, член представлял собой ужасное зрелище.
- Посмотри, вот еще один придурок решил стать половым гигантом, а теперь запросто может стать кастратом, евнухом, да кем угодно, но только не мужиком – констатировал Эдик, обращаясь к Мирону – а ведь он не один такой, таких придурков хватает.
При этих словах этот, так называемый, половой гигант и так находившийся в полуобморочном состоянии, чуть не рухнул без сознания.
Оказывается, время от времени в часть попадают ребята, женатые и неженатые, у которых в верхнюю часть члена, позади головки, был вживлен полимерный шарик размером с горох. При этом они рассказывали о невероятном эффекте, производимым этим самым шариком на партнерш при половом акте. Самым весомым аргументом, в подтверждении этого факта, стал рассказ одного из женатых обладателей такого заряженного члена. Якобы, его жена пригрозила ему разводом, если он когда нибудь избавится от этого усилителя фрикций, от этой ее интимной услады.
Были экземпляры, у которых этих шариков в члене было два, иногда три. Рекордное число их на одном члене насчитывало аж восемь штук. Но солдатская легенда гласит, что был гигантище, у которого половой член был так набит этими шариками, что напоминал кукурузную початку.
Ну какой молодой кобель устоит перед рассказами таких опытных ловеласов? Очень многим хотелось быть кумиром девушек, хотя бы таким способом. И вот начинается поиск материала для изготовления столь вожделенного шарика. Очень кстати для этого подходит зубная щетка, та часть, за которую ее держишь. Отламывается ее кончик, из чего напильником вытачивается шарик и полируют его до зеркального блеска.
У претендента на половой гигантизм одеколоном протирается член, затем край кожицы над головкой оттягивается на край доски и стамеской пробивается дырочка в ней. Затем через эту дырочку под эту кожицу, вводится шарик, предварительно продезинфицированный путем кипячения. А затем дорогой для любого представителя мужского пола орган обрабатывают йодом и заматывают бинтом.
Увы, к сожалению статистика говорит о том, что у очень малого числа подопытных эксперимент завершается благополучно, обычно все заканчивается весьма плачевно, как у этого пациента Эдика.
Эдик, под скрежет зубов несостоявшегося полового гиганта, без обезболивающего вскрыл нарыв на члене, удалил шарик и без всяких церемоний обработал рану. Замотав бинтом член, он напутствовал страдальца:
- Ну, теперь моли бога, чтобы все обошлось, а не то конец тебе, как мужику.
Пациент натянул штаны и, для чего-то бережно поддерживая через штаны рукой свое мужское достоинство, понуро побрел к себе в роту.

***

Когда на дворе явно запахло весной, произошел случай, про который обычно говорят и смех, и грех.
В один из женских банных дней одна из посетительниц заметила, что кто-то через окно подглядывает за женщинами, моющимися в гарнизонной бане. Она сообщила об этом в комендатуру. Из комендатуры немедленно прислали патруль, который задержал на месте преступления извращенца. Вместо ожидаемого какого-то солдата, задержали целого прапорщика. Но вместо того, чтобы отвезти его в комендатуру, патруль, выслушав из уст подвыпившего прапорщика печальную историю его жизни, привел несчастного в третью роту и передал его дневальным, попросив уложить его спать и не выпускать из казармы до утра.
В части, помимо маленького и толстого прапорщика Филина, грозного погонщика белых медведей на ГТСе, был еще один прапорщик с фамилией Филин, но худой и высокий, с забавными унтер офицерскими усами. Он недавно женился и ждал разрешения начальства на въезд жены в гарнизон.
Был он щегловат, любил попижонить. И это пижонство сыграло с ним злую шутку. В один из зимних дней, когда подул коварный влажный ветер с Гольфстрима, он потерял бдительность и по обыкновению заявился на службу в щегольских полушерстяных брюках (ПШ) и в тонком нательном белье. А затем, когда отправился сопровождать роту на службу, его продуло насквозь ниже пояса и незаметно отморозило ему причиндалы до такой степени, что в госпитале ему их просто удалили напрочь.
В результате жена, так и не успев перебраться в гарнизон, развелась с ним.
Так вот, тем самым задержанным за подглядывание за моющимися женщинами в бане, как ни забавно, оказался этот самый, уже ни на что мужское не способный, прапорщик Филин.

***

А весна набирала силу. Кровь в жилах молодых солдат бурлила, не зная выхода.
В части, на правах вольнонаемных, работали женщины и девушки, в основном в бухгалтерии и плановом отделе. Они были или женами, или дочерьми офицеров и прапорщиков, несших службу в гарнизоне. Среди них была девушка, по имени Маша, только что закончившая школу. Такая субтильная миловидная блондиночка. Жила она вместе с родителями тут же при части, в крошечном домике.
И угораздило в нее без ума влюбиться нового хлебореза из второй роты, кудрявого златоглавого купидона, который всячески выказывал ей внимание. Но взаимной любви не получилось, потому что Маша еще не вышла из пугливой поры юношеского возраста, дичилась и была изрядно инфантильна. Хлеборез от неразделенной любви страдал безумно.
В это время у одной из сучек среди собак, которых держали при части для своевременного обнаружения белых медведей вблизи казарм, началась течка. Кобели просто обезумели и часть, каждое утро на разводе, с интересом наблюдала за этой собачьей свадьбой, которая в это время, не обращая внимания на неиссякаемый русский народный мат командира части полковника Крылова, длинной процессией дефилировала по плацу. Все ждали ее завершающего финального акта.
И он наступил. На очередном разводе на плацу снова появилась собачья свадьба. Но изумлению присутствующих не было предела. Наступила гробовая тишина. Даже полковник Крылов остановил свой нескончаемый поток ненормативной лексики и тоже уставился на собак. И было чему удивляться. На дефилирующей впереди всех сучке, за которой уткнувшись мордами ей под хвост бежали кобели, с обоих боков масляной краской была выведена большими буквами имя «Маша». Как позже выяснилось, это сделал хлеборез. Но он хотел этим только привлечь к себе внимание Маши и не более того. А как это будет выглядеть на самом деле, он даже не предполагал.
А в это время, как раз, шла на работу ничего не подозревающая Маша. И тут она увидела сучку со своим именем на ее боках во главе собачьей свадьбы, а солдаты увидели Машу, и разразился безудержный гомерический смех.
Куда делась эта инфантильность, от нее не осталось и следа. Разъяренная, как зверь, Маша сразу поняла, откуда дует ветер. Она высмотрела в строю хлебореза и как фурия налетела на него с кулаками. Бедный влюбленный сперва пытался только увернуться от нее, но затем не выдержал и побежал спасаться в столовую, в свою хлеборезку. Маша помчалась за ним. Через минуту она, уже в слезах, выскочила из столовой и побежала в штаб, искать сочувствия у своих бухгалтерш. Бедному хлеборезу после этого надеяться на ее благосклонность было уже нечего. Но зато начальство не пожалело для него трех суток губы.

***

Маша в семье была старшей из детей. У нее было еще две сестры. Младшенькая была еще совсем ребенком, ученицей четвертого класса. А средняя была моложе Маши на два года.
И хотя она была младше Маши, сестренка проявляла большой интерес к молодым людям, особенно к солдатам. Ее вначале часто замечали просто общающейся с солдатами, она нередко позволяла себе пококетничать с ними, затем ее время от времени стали видеть на БРУ, куда частенько стала захаживать. Затем солдаты несколько раз приводили ее домой пьяненькой под белые рученьки. Спиртное для застолий она сама покупала на солдатские деньги. Ну и конечно, не одного бравого солдата она сумела утешить и приласкать. Как не упрашивала и не увещевала ее мама образумиться и стать добропорядочной девушкой, ничего не помогало. Ее отец, прапорщик, прознав про проделки солдат с его дочерью, устроил им разборки с мордобоем, а самого главного виновника, как он предпологал, совратившего его дочь, чуть не зарубил, гоняясь за ним с топором по катакомбам БРУ. Еле удалось угомонить его.
В конце концов, не найдя другого выхода, родители отправили ее в Севастополь на попечение к родне, откуда они были сами родом. Но сорока на хвосте принесла в часть весть о том, что девушка, без родительского пригляду, в романтическом южном приморском городе разошлась на всю катушку. Лучше бы проводила время на БРУ.

***

Отец у Маши служил прапорщиком, был одним из старожилов части. Ему еще не исполнилось сорока лет, возраст выхода прапорщиков на пенсию, но выглядел он на все шестьдесят. Был он толстым, с красной пропитой рожей. Его, кроме положенной вечером после службы порции водки, в жизни больше ничего не интересовало. Больше всего от этого страдала его жена, мама Маши, женщина еще совсем молодая, симпатичная фигуристая хохлушечка, прямо кровь с молоком. Достаточно было только взглянуть на нее, как становилось ясно, что она сильно обделена мужской лаской, ее тело просто откровенно вопияло и требовало выхода сексуальной энергии.
Так долго продолжаться не могло. Ведь общеизвестно, что после тридцати пяти лет женщины гораздо тяжелее переносят половое воздержание, чем мужчины.
Мама Маши заведовала столовой части, у нее в подчинении был целый хозвзвод солдат. Среди них был и хлеборез, предшественник поклонника Маши, высокий и видный из себя парень. И конечно он приглянулся знойной заведующей. Повара и другой столовый люд стали замечать, что уж больно участились проверки хлеборезки со стороны заведующей, при этом эти ревизии проходили почему-то при запертых дверях и в подозрительной тишине. Конечно же нашлись очень любопытные, вернее сексуально озабоченные солдаты, которые во время очередной ревизии не преминули приложить свои ушки к окошку раздатки хлеборезки. Что они там смогли услышать? Конечно шумные вздохи, еле сдерживаемые звуки, издаваемые в таких случаях женщинами в пылу страсти, которые искушенные в любовных делах люди называют песней вагины.

***
Иногда руководство Дома офицеров гарнизона организовывало очередной кружок самодеятельности, чтобы занять чем-то офицерских жен. В эту весну было решено создать коллектив исполнительниц современных советских песен. Женщины с радостью откликнулись на такое начинание, благо некоторые из них обладали очень красивыми голосами и неплохим музыкальным слухом.
В частях, среди солдат, стали искать ребят умеющих хорошо играть на инструментах, для музыкального сопровождения вновь создаваемого коллектива. В число музыкантов попал и Женя Шинкарев. Ведь он действительно прекрасно пел и играл на гитаре. И стал Женя по вечерам пропадать на репетициях, где сразу стал любимцем всего женского коллектива самодеятельности.
В это время в гарнизон прибыл капитан-лейтенант с очень красивой молодой женой. Чем-то она напоминала известную французскую актрису Мишель Мерсье. А может быть была даже красивее ее. У нее сразу появилась куча поклонников среди гарнизонного офицерства, но она было холодно неприступна и мужу своему верна. Женщины из коллектива вовлекли эту красавицу тоже в самодеятельность. И как обычно бывает, эта неприступная особа растаяла перед всепобеждающим обаянием Шинкарева. Она могла часами слушать душещипательные песни, исполняемые Женей бархатным голосом под переборы гитары. И она была им покорена, но весьма своеобразно.
Дело дошло до того, что когда муж красавицы был на ночном дежурстве, она приглашала Шинкарева к себе домой, где они предавались весьма специфичным любовным утехам. Она позволяла Жене все, что можно было встретить в Камасутре, разрешая ублажать себя чем угодно, как угодно, но только кроме самого естественного и общепринятого способа и предназначенным для этого органом. Считала, что таким образом она не изменяет своему мужу, а только позволяет себе лишь немножко пофлиртовать.
По вечерам, после очередного сеанса петтинга, Шинкарев возвращался в роту и со страдальческим лицом выдавал:
- Все, я больше не могу. Она за вечер три раза кончила, а я ни в одном глазу. У меня от этого яйца опухли, их вот-вот сейчас разорвет. Стерва! Не дает и все. Но ка-ка-я женщина!
Эти своеобразные садомазохистские сексуальные игры продолжались довольно долго, но познать радость соития со столь желанной женщиной Жене Шинкареву, до конца службы, так и не удалось.

***
В гарнизоне было несколько женщин, имена которых были у всех на устах. Это были некоторые жены офицеров, прапорщиков и гражданских вольнонаемных, известные своим весьма вольным поведением и веселым нравом искательниц приключений. Время от времени в гарнизоне вспыхивал очередной скандал, когда один из мужей этих женщин заставал свою пассию в объятиях какого нибудь ловеласа или весело проводящей время в пьяной компании жаждущих женских ласк молодых офицеров.
Нередко последствием такой половой неразборчивости было коллективное посещение кабинета венеролога в госпитале, на предмет инъекции определенной дозы антибиотиков.
Одну из таких женщин звали Татьяной. Лет тридцати, такая аппетитненькая фигуристая жена одного из прапорщиков. У них был сын, восьми лет. Создавалось такое впечатление, что прапорщик уже смирился с любвеобильностью своей жены, ее многочисленными изменами. Он даже не пытался наставить ее на путь истинный, жил с ней только из-за сына.
Однажды прапорщик, старшина одной из рот части, после обеда заявился в казарму через запасной вход с этой самой Татьяной и проводил ее в свою каптерку. А затем приказал всем, в том числе и наряду, удалиться из казармы и не возвращаться, пока он не разрешит. Такая неожиданная ссылка продолжалась более получаса. Но прапорщику было невдомек, что солдаты могут преспокойно, не нарушая его приказа, все равно быть свидетелями его любовных приключений. Они снаружи обошли казарму и украдкой, через окно, наблюдали за всем происходящим в каптерке. А смотреть было на что.
Эта Татьяна была очень охоча до молоденьких солдатиков. Скольких она их осчастливила, наверно сама сбилась со счету. Веселая прапорщица жила в двухэтажном доме на окраине гарнизона, в выделенной ей с мужем комнате. Когда муж был на очередном дежурстве, ребята из ночной смены всех трех рот по очереди бегали к ней в эту комнату и занимались там с нею любовью на коврике, на полу. А в это время, тут же рядом в той же самой комнате, ни о чем не догадываясь сопел во сне в своей кроватке ее сын.
Но больше всего она привечала кудрявого Олега, бульдозериста со второй роты, призванного из уральской глуши. Вскорее их земные отношения переросли в романтическую любовь. И договорились они, что никогда не расстанутся. Татьяне очень хотелось избавиться от этой набившей оскомину серой гарнизонной жизни и постылого мужа. А Олег, невзирая на ее известную славу, влюбился в Татьяну, как часто влюбляются неопытные юнцы в свою первую в жизни женщину.
Но когда пришла пора увольняться, Олег, уже несколько пресыщенный ласками ненасытной взрослой женщины, вдруг осознал всю нелепость ситуации, если он заявится после службы с Татьяной и ее сыном в отчий дом. А с другой стороны, столько молоденьких девушек на гражданке, да и вообще, вся жизнь еще впереди. А тут какая-то всем известная в гарнизоне прапорщица. И тогда он сказал ей свое твердое - нет.
В день отлета Олега домой на аэродроме разыгралась сцена, которую затем долго вспоминал весь гарнизон. Пока дембеля проходили процедуру проверки под крылом самолета, примчавшаяся из гарнизона Татьяна, из-за аэродромной ограды, безутешно стенала:
- Миленький, ну на кого ты меня покидаешь! Любимый, забери меня с собой!
И эти крики стояли над аэродромом до тех пор, пока самолет с Олегом не исчез в дымке арктического неба.

***

Но таких счастливчиков, как Олег, в части все-таки было не так много. В основном большинство солдат обходилось только выслушиванием подробнейших рассказов тех избранных, кто был допущен к женскому телу. Причем все догадывались, что на самом деле все было намного прозаичнее, чем они так красочно и романтично описывали. Но все равно, это всех очень сильно возбуждало и вообще без этих рассказов сексуальная энергия требовала выхода. И конечно, самым простым и распространенным способом решения вопроса сексуальной разрядки среди солдат было самоудовлетворение.
Чего греха таить, судя по скрипу размеренно раскачивающихся по ночам кроватей под мастурбирующимися солдатами, судя по характерным разводам спереди на их кальсонах, этим занималось подавляющее большинство солдат. Но все старательно не замечали ни скрипящих кроватей, ни разукрашенных кальсонов друг у друга, ведь сами были не без греха.
А в остальном, все было нормально. Никто не был замечен в гомосексуализме и других нетрадиционных сексуальных отношениях. Если они и были, то тогда были очень глубоко законспирированы.
Правда впоследствии всплыл один шокирующий факт. Вместе с Мироном одновременно был призван солдат по фамилии Макарин. Если забредший погреться в штаб Спецстроя Вьюгин был просто аутистом, то Макарину можно было сразу ставить диагноз дибилизм. Опять таки, как в Москве его пропустила медкомиссия, только диву даешься. Еще немного и Макарина можно было бы назвать растением. Прослужив полтора года, Макарин совершенно случайно обмолвился, что в начале его службы один дед, известный своей гнусностью, ночью завел его в уборную и заставил заняться его тем, что обзывается словом минет. Макарин, в силу своего умственного состояния, так и не понял, что сотворил с ним этот гнус, но все же признался, что это было очень неприятно для него. Жаль, что тот дед давно уволился, а то ему было бы несдобровать, так как все солдаты в части были возмущены этим фактом. А то и вовсе надо было его засадить за решетку. Все считали, что детей, стариков и убогих ни в коем случае нельзя обижать.
***

А офицеры в части жили своей жизнью. У них тоже случались амуры. Офицеры считали возможным не скрывать этого от солдат, они просто не считали нужным это делать. Поэтому их любовные похождения были на виду всей части.
Начальник штаба, капитан Либровский, очень галантно ухаживал за фельдшером санчасти, очень миловидной женщиной средних лет. Она была женой военного прокурора. Незамужних женщин в этом режимном гарнизоне, за редким исключением, практически не бывает.
Либровский и фельдшерица подолгу просиживали у нее в кабинете, тихо ведя долгие беседы и получая от этого массу удовольствия. Правда история умалчивает, была ли это чисто платоническая любовь или нет, никто уверено утверждать об этом не может.
Замполит части капитан Павлов пользовался большим успехом у женщин. И было за что. Чем то внешне он напоминал Олега Янковского в роли Генриха Шварцкопфа из фильме «Щит и меч», только в форме морского офицера ВМФ СССР. А уж если Павлов заговорит, то все прислушивались к нему, как минимум с уважением. Вот такой был завидный гусар.
У него была жена, которая работала здесь же в части старшим бухгалтером. Хотя она была тоже неплоха собой, высокая худенькая блондинка, но знакомые Павловых утверждали, что она жила в постоянном страхе, что какая нибудь вертихвостка уведет у нее мужа.
А в это время заведующей библиотекой при клубе части работала молодая женщина, жена одного майора секретчика. Была она удивительно хороша собой, красивая шатенка с бархатным грудным голосом. Но еще удивительнее было то, что муж у нее был просто никудышный, замухрышка, к тому же намного старше ее. У них получился какой-то современный неравный брак.
И вот все стали замечать, что капитан Павлов что-то зачастил в эту самую библиотеку. Жена Павлова тихо плакала в бухгалтерии, ее подчиненные всеми силами пытались ее утешить. И так продолжалось достаточно долго, пока не выяснилось, что библиотекарша беременна и счастливый будущий отец, майор секретчик. настоял на том, чтобы ради будущего ребенка его жена оставила работу. Знавшие про эту историю люди поговаривали, что не будет ничего неожиданного, если этот ребеночек будет больше похож на капитана замполита, чем на майора секретчика.

***

В один из весенних дней, после обеда, неожиданно всю часть снова, как на утреннем разводе, выстроили на плацу. Ничего не понимающие солдаты довольно долго стояли в полном неведении причины этого построения. Ничего вразумительного не могли сказать и ротные офицеры.
По прошествии довольно продолжительного времени, на плац въехал УАЗик и из него вышли три офицера, судя по цвету погонов из военной прокуратуры и статная молодая женщина с фингалом под глазом. Они встали рядом с полковником Крыловым, а личному составу приказали по одному строем пройти перед ними, что было выполнено в гробовой тишине незамедлительно. Женщина внимательно всматривалась в лица проходящих перед ней солдат. Когда прошел последний, она отрицательно покачала головой.
Тогда старший из прокуратуры спросил:
- Кто отсутствует?
Выяснилось, что отсутствуют трое из хозвзвода, двое свинарей и кочегар столовой. Их тут же привели, но и среди них того, кого искали, тоже не оказалось. В то же время выяснилось, что в этот день водителя из первой и двоих механиков из второй рот отправили в командировку на одну из дальних точек.
Дали команду часть отправить на службу, а эту троицу срочно доставить в прокуратуру.
Солдаты провели остаток дня в полном недоумении. Что же это такое произошло, что провели такую проверку и кто это женщина с фингалом? А утром солдатская молва прояснила ситуацию. Арестован тот самый Аристархов с уголовным прошлым из второй роты, который в числе троих был отправлен на дальнюю точку и отсутствовал на дневной проверке на плацу.
Оказывается, он ночью пробрался в женское общежитие, где живет обслуживающий персонал офицерской столовой. Поговаривают, что Аристархов частенько туда захаживал тайком для удовлетворения своих сексуальных потребностей у некоторых безотказных поварих. В этот раз он стал домогаться очередной женщины. Но та, то ли она была не в духе, то ли она просто не позволяла себе таких вольностей, поэтому взаимного согласия у них не получилось. Попытка взять ее силой привела к бурному сопротивлению со стороны этой женщины, что в результате закончилось ее избиением, но приведшим не к желаемому результату, а к большому скандалу. Аристархову пришлось срочно бежать из общежития, а женщина на утро отправилась в прокуратуру с заявлением о попытке ее изнасилования с избиением, о чем свидетельствовал фингал у нее под глазом.
Эта история закончилась тем, что Аристархов в очередной раз попал в места не столь отдаленные, теперь уже с очень нехорошей статьей для зека.

Отпуск.

В апреле Мирону из дома пришло письмо, что его мама летит в Москву навестить брата Федора, а заодно обследоваться в столичных клиниках на предмет ее плохого самочувствия. Вскоре Федор сообщил, что у мамы обнаружили желчекаменную болезнь и ей предстоит операция по удалению желчного пузыря.
Мирон отправился с этим письмом к замполиту Павлову, со слабой надеждой, а вдруг дадут краткосрочный отпуск и удастся съездить в Москву, чтобы поддержать маму в трудную минуту.
Павлов, выслушав Мирона, даже не взглянул на письмо и неожиданно изрек:
- Нечего даже обсуждать, собирайся и как только будешь готов, получишь отпускные документы на руки и полетишь.
Так неожиданно легко и быстро решился вопрос отпуска и уже через два дня Мирон оказался на майские праздники в Москве. Тепло, можно ходить в футболочке, кругом зеленная травка и молодые зеленые листочки на деревьях, птички щебечут. Только человек, прибывший из студеной арктической пустыни, может оценить по достоинству природу средней полосы России. С ним, наверное, на этот счет может поспорить только обитатель песков Сахары.
Операция у мамы прошла благополучно, она быстро пошла на поправку. У Мирона в Москве было еще одно дело. Сергей, его подчиненный электрик на БРУ, попросил навестить свою маму, передать ей письмо и привет от него.
Мирон созвонился с Сережиной мамой и поехал в парк Сокольники, к ней на работу. Оказалось, она заведовала кафе шашлычной в парке, что по тем временам было очень престижно и денежно. Вот оказывается, сыночек какой женщины был у него в подчинении.
Сережина мама встретила Мирона очень радушно, провела его в свой кабинет, усадила за стол и подробно расспросила о житье бытье своего сына. Ее очень удивило и огорчило, что сын попал служить на Новую Землю, но при этом заметила:
- Наверно он сам виноват в этом. Я его устроила в престижный ВУЗ. Скольких сил и денег мне это стоило, даже страшно вспомнить, а он решил пожить в свое удовольствие и вылетел оттуда. Может служба в армии, в таком месте, чему нибудь его научит.
Нет, не научит, а уже научила. Мирон видел, как Сергей жалел о наделанных им глупостях на гражданке, как у него за первые месяцы службы сменились приоритеты в жизни. Сергей не раз повторял, как была права его мама, когда говорила, что в первую очередь надо учиться, а все остальное потом.
В это время повар внес в кабинет большую тарелку с прекрасно приготовленным отборным шашлыком со всевозможной зеленью и стакан сока. Никогда раньше Мирон не видел, чтобы в кафе подавали шашлык в таком роскошном виде. И на вкус он оказался просто замечательным. Возникло смутное подозрение, что это был особый заказ заведующей кафе своему повару для гонца с доброй весточкой от своего неразумного сына, тем более, что от самого Мирона немало зависело, как сложится дальнейшая служба у Сергея.
На прощанье, попросив передать небольшую посылочку своему сыну, мама Сергея долго и печально смотрела вслед уходящему Мирону.
Две недели в Москве пролетели как один миг. Краткие встречи с друзьями, тренировки по карате в ЦШК на Цветном бульваре и вот уже опять самолет взял курс на Архангельск.
Перед отлетом Мирон прошелся по магазинам, но ничего, кроме флакона одеколона и разной мелочи, купить не удалось. Полки в магазинах были почти пустые, одни консервы, печенье и изделия фабрики «Большевик», выбрать было не из чего. Правда удалось купить букет цветов и раздобыть через знакомых коробку шоколадных конфет, хотелось отблагодарить замполита Павлова и заодно его жену. Цветы для женщины на Новой Земле - это многого стоит.
Но так получилось, что на Новой Земле была непогода, борта там не принимали. В Архангельске, хотя снега уже не было, было очень пасмурно, настоящая весне была где-то еще на подходе.
Пришлось идти в спецгостиницу при аэропорте. На второй день Мирону, скрепя сердце, пришлось подарить уже довольно таки завядшие цветы молоденькой дежурной по гостинице, иначе они пропали бы. Это так ее растрогало, ведь в это время в Архангельске цветов нельзя было днем с огнем сыскать, что она весь вечер поила Мирона чаем с вареньем.
Через два дня томительного ожидания, появилось уже какое-то желание вернуться в часть, в суровые армейские будни. Наконец, на третий день, дали добро и самолет взял курс на Рогачево.
Новая Земля встретила Мирона неистовой капелью и бурными потоками талых вод. Уезжал из суровой зимы, а вернулся в настоящую весну.
Доложив капитану Павлову о своем возвращении с отпуска, передав ему коробку конфет для его дочери и выразив сожаление о не доживших до этого дня цветах для его жены из-за задержки рейса, Мирон отправился к себе в роту.

Развод дневальных.

Вскорее, после возвращения с отпуска, командир роты майор Божко назначил Мирона старшим на суточное дежурство дневальных по роте. Приведя в форму в порядок, подшив новый подворотничок, начистив сапоги, Мирон после обеда во главе своей команды отправился в штаб на развод дневальной службы. Здесь сержант, дежурный по штабу, построил дневальных со всех трех рот и пошел к командиру части с докладом.
Командир части полковник Крылов придирчиво осмотрел всех дневальных, проверил, насколько туго затянуты ремни, сделал несколько незначительных замечаний и завел свою любимую песенку о том, как он любит солдатушек, но любого негодяя, где угодно найдет и казнит. Как обычно, он все это по привычке сдабривал трехэтажным матом и проходя мимо строя, грозно заглядывал каждому солдату в глаза. Когда очередной солдат под его упорным взглядом опускал глаза, он, удовлетворенный произведенным эффектом, переключался на следующего солдата. И так с каждым по очереди.
Мирон с интересом наблюдал за происходящим, за этим армейским тираном, его даже это несколько веселило. И вот настала очередь Мирона вступить в дуэль взглядами с полковником. Ему даже в голову не приходило, что надо все-таки лучше смиренно опустить глаза и закончить на этом этот своеобразный спектакль. Дуэль длилась достаточно долго, полковник от неожиданности даже прекратил сверкнословие и со злостью уставился на Мирона. Даже другие дневальные, все это время стоявшие как провинившиеся школьники с опущенными глазами, встрепенулись и уставились на Мирона с полковником.
Первым не выдержал полковник и произнеся многозначительно:
- Ну-ну! Ишь, каков! Я тебе с Персиком еще покажу еще, как кляузы писать – прошел дальше вдоль строя, но речь у него уже как-то сбилась с привычного лада и он поспешно завершил развод.
С этого момента командиру части не давало покоя присутствие в части этого строптивого кляузника Мирона. Каждый раз на утреннем разводе, когда он в очередной раз упоминал про нерадивого солдата, полковник грозным взглядом выискивал в строю Мирона и глядя на него в упор, обрисовывал незавидную участь этого солдата. Таким образом, Мирон нажил себе серьезного и злопамятного врага в лице командира части.

ЛЕТО. ГОД ВТОРОЙ.

Спец по кранам. Купание в заливе.

Наконец наступило долгожданное лето, а с ним этот, уже ставший ненавистным, полярный день, с его назойливым вездесущим солнцем.
Неожиданно на БРУ появился начальник ОГМ Спецстроя майор Капканарь и заявил, что забирает Мирона на месяц по важному делу, так что оставшимся электрикам придется управляться здесь самим. Благо, общими усилиями на БРУ все работало как часики.
Оказалось, что нужно срочно собрать и установить башенный кран, недавно доставленный на транспортном судне, для строительства дополнительного корпуса штаба гарнизона. А электрик по кранам из второй роты, Поспелов из Верхней Пышмы Свердловской области, расписался в полной неспособности выполнить эту работу. Он умел менять на кранах только сгоревшие контакторы.
Для руководства этой работой из Североморска прислали вольнонаемного Колю, довольно забавного разбитного мужичка, плюгавенького, с выбитыми передними зубами, кранового монтажника высшей квалификации. Он был действительно классным профессионалом, невзирая на то, что очень любил выпить. Ему были приданы Мирон и еще четыре слесаря со второй роты, чтобы из отдельных частей смонтировать башенный кран, подключить все кабеля, электродвигатели, приборы управления, короче, выполнить ту работу, которую на гражданке делают опытные мастера с большим стажем работы. А тут каким то безусым пацанам сказали: собирайте. И все.
Но Коля на этих кранах собаку съел и под его руководством работа пошла быстро. Вначале, с помощью тягача Кировец, доставили к зданию штаба портал с колесными тележками и закатили его на заранее приготовленные рельсовые пути. Затем так же привезли башню крана и с помощью автокрана КрАЗа установили его в горизонтальном положении на портал. Точно так же поступили и со стрелой. Потом на портал установили бетонные блоки противовесов. После этого слесари долго оснащали кран сотнями метров тросов, расчалками и почти полутонным полиспастовым крюком. При этом они измазались с ног до головы липкой смазкой для троса, которую потом ничем нельзя было отмыть.
А в это время Мирон пытался разобраться с электрической частью крана. Все оказалось не так просто. Электрических схем оказалось два. Почему два? Конечно, крановой электрик из второй роты мог подсказать, но тот, скорее всего из чувства профессиональной ревности и человеческой вредности, играл в незнанку, хотя в свое время он обучался на краткосрочных курсах электриков башенных кранов в Североморске.
Постепенно, шаг за шагом, разбираясь в бумажках и в самом кране, Мирон понял, что одна схема описывает силовую электрическую часть крана, то есть подводку кабелей и подсоединение всех его электродвигателей через контакторы, а вторая схема, более сложная, давала представление о монтаже всех приборов управления краном, безопасности и различных ограничителей. Оказалось, что все гораздо проще, чем представлялось вначале. Так что подготовить электрическую часть крана удалось без особого труда и смонтировать его вовремя.
И вот настал день, когда можно было поднимать всю эту конструкцию. Чтобы не мешать работе персонала штаба гарнизона, окончательную установку крана назначили на выходные, на воскресенье.
А в этот день в Базовом матросском клубе (БМК) показывали новый двухсерийный широкоэкранный художественный фильм «Москва слезам не верит». В клубе части ее не крутили, потому что там кинопроектор не был приспособлен для показа широкоэкранных фильмов. Поэтому командование части, в качестве поощрения, решило отправить особо отличившихся по службе солдат на просмотр этого фильма в БМК, в том числе и Мирона. А тут такой облом, надо кран ставить.
Но Мирону удалось получить разрешение командира роты, майора Божко, на то, что если удастся установить кран до начала фильма в БМК, то Мирон от штаба гарнизона придет самостоятельно, прямо в БМК. На том и порешили.
И вот поутру, все причастные к подъему крана собрались около него. Коля заставил слесарей тщательно облазить все фермы горизонтально лежащих башни и стрелы крана, не дай бог забыли на них что нибудь. А затем вручил Мирону пульт дистанционного управления краном, на жаргоне монтажников башенных кранов обзываемый гитарой, со словами:
- Ты знаешь, что когда построят мост и впервые испытывают его на прочность, то принято, чтобы под ним стоял его главный строитель. Когда устанавливают кран, то около него стоять и поднимать его должен тот, кто монтировал его электрику, так что вперед и четко выполняй только мои команды.
Сам он отошел подальше, чтобы видеть всю картину подъема крана и скомандовал:
- Поднимай башню!
Нажатая кнопка привела в движение основной электродвигатель крана, тросы натянулись, башня вместе со стрелой начала медленно подниматься. Когда башня крана встала почти вертикально, с нее с грохотом посыпались различные железяки, чуть не расшибив Мирону голову, еле успел увернуться.
- Е… твою мать, я же сказал все убрать с крана. Вы что, козлы, хотите чтоб кого нибудь убило здесь? – взвился Коля.
Слесаря сами уже поняли свою оплошность и стояли поодаль с убитым видом.
Когда башня встала вертикально, его быстро закрепили откосами и перекинули трос на стрелу.
Подъем стрелы прошел уже без приключений. Коля снял со своей головы кожаную летную шапочку, вручил его Мирону и скомандовал:
- Давай одевай и быстро наверх. Проверишь, не зажало ли где нибудь в башне кабеля – шапочку он дал потому что там, на верхотуре, хозяйничал пронизывающий холодный ветер, а эта шапочка хорошо защищала от него и была очень удобная.
Не успел Мирон подняться на треть башни, как снизу раздалась грозная команда:
- Солдат, а ну быстро одеться по форме, это что за клоунский наряд? – это был полковник Крылов, неожиданно подъехавший в это время к месту установки крана.
- Товарищ полковник, наверху очень сильный ветер и эта шапочка там будет очень кстати – попытался объяснить самодуру Мирон.
- Я сказал немедленно снять его и одеться по форме, как положено! – чуть ли не с пеной у рта стал орать полковник – Я сказал немедленно!!!
Мирону пришлось ответить:
- Есть – и спуститься назад с крана за шапкой.
Коля, за спиной полковника, в недоумении развел руками, покрутил пальцем у своего виска и тихо матерясь пошел прочь подальше от этого истеричного полковника.
Пока Мирон проверял кабеля по всей высоте башни, командир части зорко следил за ним, высматривая еще какие нибудь нарушения, а потом громко и сердито сопя, забрался в УАЗик и отправился дальше по своим делам.
Но на этом воскресные приключения не закончились. Быстренько завершив все дела на кране, Мирон рысцой двинулся к БМК, времени до начала фильма оставалось совсем немного.
Запыхавшись, он забежал в фойе клуба и сразу наткнулся на начальника политотдела Спецстроя, капитана первого ранга Мелешко, который вместе с женой тоже решил посмотреть этот будущий оскаровский фильм..
- Здравия желаю.
Мелешко внимательно посмотрел на Мирона, он конечно же узнал его:
- Здравствуй, здравствуй. Ты тоже пришел посмотреть кино? Хорошее дело. Только скажи ка мне, пожалуйста, а почему ты пришел в клуб не вместе со своими товарищами в организованном порядке?
- Меня с утра вызвали на службу, поэтому командир роты майор Божко разрешил, как только я закончу работу, присоединиться к товарищам в клубе.
- Это точно? – с недоверием спросил начальник политотдела.
- Да, он разрешил.
- Ну что ж, я обязательно это проверю.
И проверил. Не поленился на следующий день лично приехать в третью роту, вызвал в канцелярию Мирона и спросил майора Божко:
- Товарищ майор, Вы вчера разрешили этому солдату посещение киносеанса в Базовом матросском клубе?
Не знаю, что в этот момент произошло с командиром роты, но он, почему-то, произнес:
-Нет.
Не поверив своим ушам, Мирон попытался апеллировать к памяти майора:
- Но как же так, я же лично подходил к Вам вчера утром сюда в канцелярию и Вы мне разрешили.
Пряча глаза и ни на кого не глядя, Божко обреченно повторил:
- Нет, этого не было.
Мирон понял, что майор не запамятовал, а смалодушничал, и потому оправдываться было бесполезно.
Начальник политотдела зловеще произнес:
- Так, я все понял. Нарушитель и обманщик понесет заслуженное наказание – его несказанно возмутило, что целого Начальника политотдела попытался обмануть какой-то солдат. Следующим пунктом его посещения был штаб части, где он устроил разнос по этому поводу.
На следующий день, на утреннем разводе, полковник Крылов был особенно в ударе. Он вызвал Мирона из строя, опять завел свою избитую пластинку про нерадивого солдата и с нескрываемым торжеством объявил ему трое суток ареста на гауптвахте.
Позднее, замполит Павлов поинтересовался у Мирона обстоятельствами этого инцидента. Выслушав его объяснения, он лишь только молча покачал головой и со вздохом отправил Мирона в роту.
Но ни на следующий день, ни на следующей неделе, ни вообще потом, никто из начальства не вспомнил об этих трех сутках ареста, так что похлебать баланду на нарах гарнизонной губы Мирону не пришлось. А майор Божко, после этого случая, старался не встречаться с Мироном, а если это случалось, то он старательно отводил глаза в сторону.
А фильм оказался просто замечательным, не зря он завоевал Оскара. Солдаты его долго обсуждали по вечерам. Женя Шинкарев тут же подобрал на гитаре аккорды и замечательно спел песни из этого фильма. Особенно близко к сердцу приняли фильм москвичи, он вызвал у них приятную ностальгию. Как будто наяву они побывали в родном городе, у себя дома. Конечно же не прошли всеми незамеченными очень смелые для Советского фильма постельные сцены с участием героини Веры Алентовой, особенно вид ее практически обнаженной груди. Да и вообще, сама Вера Алентова в этой роли показалась всем очень красивой и неимоверно соблазнительной.

***

Оказалось, что после установки первого башенного крана, надо было собрать и установить еще один, а всего их в гарнизоне и его окрестностях стояло уже четыре штуки. Плюс еще два этих, получается всего шесть. Краны надо было кому-то обслуживать и поддерживать их в рабочем состоянии, а делать это в гарнизоне практически было некому, поэтому постоянным ответственным за них назначили Мирона.
Монтаж и установка второго крана модели Пионер, на центральной улице гарнизона для строительства нового пятиэтажного дома, прошла уже без всяких заморочек. Пионер отличался от других башенных кранов тем, что он был полностью цельнотрубчатым, а не ажурной конструкции, что бывает довольно редко.
Когда кран установили и начали проводить комплекс его предпусковых испытаний, к неописуемому ужасу всех монтажников, свободный конец стрелы крана, под нарастающий жуткий вой раскручиваемой лебедки, вдруг неожиданно стала стремительно падать вниз, проворачиваясь вокруг своей оси на верхней части башни крана. Присутствующие в панике, как тараканы бросились врассыпную, кто куда, спасаться от этой своеобразной гигантской палицы. Полутонный крюк крана ударился об землю, зарылся в него почти на метр между рельсами и увлекаемый через тросы концом этой стрелы, как гигантский плуг пропахал землю метров в пятнадцать в длину, при этом ломая, как спички, толстые бревна, используемые в качестве шпал под рельсами. Этот крюк сыграл роль якоря, стрела остановилась в положении пол седьмого, едва не ударившись в башню крана.
Немногочисленные прохожие впали в ступор.
Монтажники опасливо вылезли из своих убежищ, слава богу, никого не задело. Многоопытный Коля, с дрожью в голосе и с расстановкой недоуменно произнес:
- Что это было?
За свою жизнь он смонтировал десятки, а может быть и сотни кранов, но такое случилось в его практике впервые. Но когда разобрались, то его возмущению не было предела. Редко кому-либо приходилось слышать такую отборную брань, которая еще долго стояла над гарнизоном. Оказалась, что вопреки всем многократным указаниям Коли, слесари просто забыли прочистить и смазать ось, на которой сидят колодки тормоза фиксации положения стрелы. И вот когда электромагнит, при подъеме стрелы, раздвинул эти колодки, то при прекращении его подъема пружины не смогли вернуть эти колодки в исходное положение из-за заклинившейся проржавевшей оси и зафиксировать стрелу, которая в результате полетела вниз, так всех напугав.
Коля никак не мог успокоиться. Он, кроя нехорошими словами слесарей, сам лично проверил все самые ответственные узлы крана и лишь только после этого решил продолжить его испытания.

***

Приемка обоих кранов в эксплуатацию прошла благополучно. Наступили обычные трудовые будни. Время от времени краны ломались, но ничего серьезного, из ряда вон выходящего, не происходило.
Лето было в самом разгаре. В гарнизон один за другим приходили транспортные суда и танкера, доставляли все необходимое на зиму. Опять прилетали натовские аэростаты, вызывая уже привычный переполох у ПВОшников.
В один из этих дней Мирону было приказано срочно отправиться на ДАФ, там произошло ЧП.
Мирон, с группой слесарей из второй роты, спешно прибыл туда и перед его взором открылась удручающая картина. Рядом с башенным краном, он был в полном порядке, стоял уже знакомый автокран КрАЗ, с помощью которого вели сборку тех двух башенных кранов. А вот этот автокран был не в полном порядке, далеко не в полном порядке. Его стрела была закручена спиралью, словно какой то гигант эту стрелу, как проволоку, намотал вокруг своего пальца. Зрелище была потрясающее.
Оказывается, для производства каких то работ на ДАФе, в помощь башенному крану отправили этот автокран. И вот в ночное время, когда автокрановщик, гражданский специалист, отдыхал, какой то безалаберный матрос с ДАФа решил поизучать автокран и забрался в его кабинку. Так как двигатель автокрана не работал, он без опаски стал нажимать на различные кнопки, дергать за многочисленные рычаги в кабине.
Но он никак не мог предположить, что помимо работы от собственного генератора, который вращается работающим двигателем самого автокрана, автокран может работать и от обычной силовой электросети, к которому подключается через электрокабель. К несчастью матроса автокран как раз и был подключен к электросети, а не менее безалаберный автокрановщик, из лени, перед отдыхом не отключил этот кабель.
И вот, в какой то момент, неожиданно для матроса автокран вдруг ожил, стал поднимать крюк. Лихорадочные попытки матроса остановить подъем крюка, хаотичным дерганием за другие рычаги, усугубили дело. Помимо крюка стала подниматься стрела, при этом сам кран стал вращаться. Почему-то не сработали концевые ограничители, установленные на автокране для безопасности. А может быть их на кране специально отключили, как это часто бывает в армии.
Матрос в панике выскочил из кабины крана и побежал будить автокрановщика. И пока обалдевший, ничего не соображающий со сна автокрановщик с матросом прибежал назад к крану, вместо прямой стрелы они увидели только замысловато покореженную спиральку. Вот такие бывают казусы. И смех и грех.
Прибывшие слесари, с помощью башенного крана, отсоединили от автокрана то, во что превратилась стрела, Мирон проверил электрическую часть, отсоединил электропитание от блока управления крана и автокрановщик, матерясь, на чем свет стоит, погнал этот обезстреленный кран на базу, дожидаться там новой стрелы с очередным транспортным судном.

***

В обратный путь на базу ребята решили отправиться пешком по тундре, погода к этому располагала. Ярко светило солнце, на небе ни облачка, ни ветерочка. Тундра сплошь была покрыта ковром из ягеля, в некоторых местах, на самом солнцепеке, появилась зеленная травка, перемежаемая какими то низкостелющимися кустарниками. И самое главное, среди всей этой растительности проглядывали островки с маленьким фиолетовыми цветочками.
Красота, хотя скудность палитры красок северного пейзажа вроде бы не должна была вызывать таких эмоций. Но говорят, что в арктической природе есть своя, особая красота. Многие, долгие годы прожившие в Арктике, скучают по ней, мечтают хотя бы не надолго вернуться обратно в эти суровые края. Короче говоря, тянет и все.
У ребят, изо дня в день видевшие только плац, бетонку и заваленную техникой и хламом базу, эта северная природа вызывала чувство восторга и умиротворения. Они, сняв гимнастерки и сапоги, улеглись на ковер из мха среди фиолетовых цветочков, подставив лица ласковым лучам негорячего северного солнца и забылись каждый в своих мыслях и воспоминаниях. Хорошо то как.
Прошло неизвестно сколько времени, ведь в полярный день определить это по солнцу невозможно, некоторые из группы стали обозревать окрестности. Вдали были видны какие-то горы, в заливе, на высоком берегу которой расположились ребята, поодаль стоял огромный танкер, который не мог из-за своих размеров подойти к причалу ДАФа. Другой небольшой танкер челночил между ним и ДАФом, перевозя топливо в огромные круглые сооружения на берегу.
Внизу под склоном начиналась зеркальная гладь залива, ни одной ряби, было полное безветрие. Сквозь толщу прозрачнейшей воды, в ярких лучах солнца, можно было рассмотреть даже самый маленький камушек, каждую песчинку. Вода в заливе казалась такой заманчивой и ласковой, что у большинства присутствующих появилось желание искупаться. Сказано, сделано. Что нам холодная вода, если удалось пережить пятидесятиградусные морозы. Сбросив полностью одежду, а кого стесняться то в тундре, леммингов что ли, Мирон и еще несколько человек спустились к заливу и с ходу бросились в воду. В следующее мгновение они с диким воплем, как ошпаренные выскочили обратно на берег, дико стуча зубами. Тело покрылось гусиной кожей, а что там уж говорить о мужских причиндалах. Мошонки у всех скукожились до неимоверных размеров, еле угадывались между ног, члены осунулись и спрятались в складках кожи. Оказывается, здесь на севере, если вода находится в естественных условиях в открытых водоемах, то она практически никогда не прогревается выше трех градусов по Цельсию. Поэтому всем желающим искупаться в этих краях, может кроме любителей зимнего плавания, будут обеспечены самые острые и непередаваемые ощущения.
Пора было возвращаться на базу. Всем участникам небольшой прогулки этот день запомнился надолго. Потом зимой, под завывание вьюг, они часто с теплом вспоминали об этом чудесном летнем дне.

Неудавшаяся ссылка.

Однажды ранним летним утром Мирона, еще до развода, вызвал к себе старшина роты прапорщик Войтович, который торжествуя вручил ему мешок с зимним и парадным обмундированием и велел идти в штаб. В штабе прапорщик из первой роты ошеломил Мирона сообщением, что его, вместе с Димой Персиком, переводят служить в поселок Северный. Только вот командир взвода сейчас заберет Диму с его очередного залета на губу.
Командиром взвода был молодой лейтенант, распределенный в армию после окончания строительного института. Солдаты дали ему очень обидную кличку, Сосок. Он по всем своим человеческим качествам был действительно ее достоин.
Соску долго пришлось просить начальника гауптвахты, капитана второго ранга, досрочно отпустить Персика с губы, что без уважительной причины было недопустимо, наказание всегда должно было строго соответствовать приговору, ни больше и не меньше.
Но узнав, что Персика переводят служить в поселок Северный, кап два пошел навстречу и освободил Персика. Даже напутствовал его, с некоторым показным сочувствием:
- Дима, мы уже привыкли к тебе, почти, как к родному. Ты ведь у нас частый гость. Я желаю, чтобы служба на новом месте у тебя сложилась самым наилучшим образом, хотя условия там очень непростые. Но я думаю, что все обойдется. Желаю тебе всяческих успехов, до свиданья.
- Товарищ капитан второго ранга, Вы уж простите меня, что доставил Вам столько хлопот, да к тому же так часто. Но я это не со зла, а тем более к Вам. Мне так нравилось общаться с Вами, что на севере мне Вас будет не хватать – в тон ему ответил Дима.
- Лейтенант, забирайте его – поспешил закончить прощание начальник гаупвахты.
На самом деле кап два был очень рад, что Персик покидает гарнизон, уж больно он намозолил ему глаза своими частыми отсидками на губе.
Персику тоже выдали мешок с обмундированием. Диму с Мироном посадили на командирский УАЗик и в сопровождении прапорщика отправили на аэродром Рогачево. Командиру части так хотелось избавиться от строптивого Мирона и пофигиста Персика, а заодно наказать их ссылкой на ядерные штольни, что для этого он решил предоставить свою персоналку.
В маленьком здании аэропорта аэродрома Рогачево было много народу. Разнокалиберные офицеры, гражданские специалисты, хохлы шахтеры, большинство из них были навеселе. Они громко общались между собой в ожидании добра от синоптиков на вылет вертолетов в поселок Северный.
Наконец добро было получено, первая партия вылетела в северном направлении, но без Мирона с Димой. Затем вылетел второй борт, за ним третий, а их все брали и не брали.
Сопровождавший их прапорщик заметался по аэропорту, пытаясь выяснить, когда отправят его подопечных. От командира части полковника Крылова он получил строжайший приказ, обязательно отправить эту сладкую парочку ближайшим же рейсом и возвращаться в часть только без них. Но у тех, кто распоряжался посадкой людей на вертолеты для отправки на север, на очереди были персоны несравнимо важнее, чем эти два незнамо откуда взявшихся солдатика, и они просто посылали подальше этого докучливого прапорщика.
В это время Мирон с Димой завалились в буфет при аэропорте, вполне приличную точку общепита. Накупили давно забытой всякой снеди, обложились ими и стали заниматься в свое удовольствие чревоугодием. Пирожки, пирожные, бутерброды с рыбой, бутерброды с колбасой, бутерброды с сыром, конфеты, соки, вообщем все тридцать три удовольствия. А бедный прапорщик в это время все метался и метался по аэропорту.
Но не обошлось и без ложки дегтя в бочке с медом. Дима спросил Мирона:
- А знаешь, что нас ожидает сразу после прилета в Северный? – и рассказал то, что стало ему известно от того самого Володи, его бывшего одноклассника, случайно застрелившего из самопала сослуживца.
Когда бардак и разгул дедовщины в военностроительной части в поселке Северный перешел все мыслимые границы, командование, после прошлогодних ядерных испытаний, решило назначить его командиром подполковника, длительное время командовавшего дисбатом, а по совместительству мастера спорта по боксу, чтобы хоть как восстановить дисциплину в части.
Прибыв к месту назначения, новый командир, первым делом, приказал переустановить дверь в его кабинете в штабе, чтобы она открывалась наружу, в коридор. Вскорее стало ясно, для чего это ему понадобилось. Каждого провинившегося или прибывшего в ссылку, он, после краткого наставления, выставлял из кабинета натренированным боксерским ударом, да таким, что нокаутированные бедолаги своим телами, на лету, распахивали дверь и вылетали в коридор. Володя утверждал, что этот метод, по всей видимости, практиковащийся подполковником ранее в дисбате, оказался весьма действенным. Бардак в части пошел на убыль.
Перспектива встречи с таким воспитателем не очень радовала Мирона с Димой. Ведь ему в ответ не врежешь пяткой между глаз, как какому нибудь деду. Пришло время призадуматься. Количество улетевших вертолетов все увеличивалось, а людей в аэропорту становилось все меньше. Значит, вероятность отправки к месту ссылки была очень велика.
И здесь Мирон увидел телефон у стойки регистрации. Ему в голову пришла спасительная мысль. Он получил разрешение у дежурившего в аэропорту капитана и позвонил своему другу матросу Игорю, адъютанту Начальника политотдела полигона контр-адмирала Дьяченко:
- Игорь, привет, это Мирон.
- Мирон привет, я рад тебя слышать. Как раз вспоминал о тебе, хотел вечером встретиться с тобой, чтобы уточнить время нашей очередной тренировки.
- Игорь, сегодня вряд ли удастся встретиться, да и вообще, наверное долго не придется увидеться мне с тобой.
- А что случилось, это почему же так?
- А ты помнишь, как я тебе рассказывал про наше с Димой письмо в прокуратуру?
- Конечно, помню.
- Так вот, командир части в отместку за нее и видимо с подачи Начальника политотдела Спецстроя, меня с Димой Персиком ссылает в поселок Северный. Мы уже сидим в аэропорту, ждем вертолета.
- Так, все понял. Ничего не обещаю, но постараюсь что нибудь сделать.
Через двадцать минут примчался дежурный по части на том же командирском УАЗике. Он велел троице немедленно ехать обратно в часть. Ай да Игорь, ай да сукин сын.
Обалдевшие от такого поворота событий, Мирон с Димой, которые все еще не могли поверить, что сумели избежать встречи со дисбатовским подполковником, с шиком приехали назад в часть, где их уже поджидал с хитрой улыбкой Игорь. Дима потащил мешок с обмундированием в роту, а Мирон остался поговорить с Игорем.
Игорь рассказал о последовавших после телефонного разговора событиях. Он немедленно пошел к контр-адмиралу Дьяченко и доложил тому все, что стало ему известно от Мирона. Контр-адмирал был в курсе дела в отношении письма в прокуратуру и имел на этот счет свое мнение. Поэтому он тут же поднял телефонную трубку и кратко, жестким тоном приказал начальнику политотдела Спецстроя капитану первого ранга Мелешко вернуть назад Мирона и Диму в часть и впредь их никуда не отправлять. Приказы начальства такого уровня в армии выполняются мгновенно и беспрекословно. Поэтому командир части спешно отправил дежурного по штабу опять на своем УАЗике на аэродром за сосланными, не дай бог они успеют улететь.
Порадовавшись такому хеппи-энду, договорившись встретиться на тренировке в спортзале, Мирон попрощался с Игорем и отправился в роту. Но к своему изумлению он не застал здесь Диму. Как сквозь землю провалился. И никто не знал, куда он подевался.
Но через полчаса все прояснилось от самого Димы, который вошел в роту с развеселой улыбкой на лице.
Как рассказал Персик, когда он пошел в роту, ему по дороге встретился лейтенант Сосок. Завидев Диму, он заверещал:
- Персик, а почему ты здесь? Тебя ведь отправили на север. Ты что, сбежал оттуда?
И тут Дима выдал:
- А не пошел бы ты на х…, Сосок? – так лейтенант узнал от Димы, кем он является для солдат.
Что тут после этого началось? Сосок начал орать, вернее визжать. При этом он, ни с того ни с сего, начал безобразно заикаться. Раньше за ним такого никогда не замечали. Сосок заставил командирского водителя отвезти его вместе с Персиком на гауптвахту.
На гауптвахте он стал с пеной у рта требовать, чтобы Персика забрали обратно, так как этот негодяй не отбыл здесь положенного ему срока, а тем более он посмел его, офицера, послать на три буквы.
При виде вернувшегося Персика, который театрально разводил руками и пожимал плечами с ангельской улыбкой на лице, начальник гауптвахты вначале впал в ступор. Но затем, когда он услышал тираду Соска о том, куда Персик его послал, кап два мгновенно озверел и выдал Соску:
- А пошел ты на самом деле на х…!!! Ты что, издеваешься надо мной? То просишь его раньше времени отпустить, а теперь пытаешься всучить его мне обратно? Тебе что здесь, рынок что ли? Если ты сейчас же не уберешься отсюда вместе со своим Персиком, то я тебя самого посажу, прямо в карцер! Пошел вон!
Сосок как ошпаренный выскочил из здания гауптвахты.
Так Дима в этот день успел снова побывать на губе, но только совсем ненадолго.
- Дим, кончай искать на свою жопу приключений, хватит их на сегодня. Не надо гневить бога и испытывать его терпение. Хорошо то, что хорошо кончается – урезонил Мирон Диму.
- Ты знаешь, этот Сосок просто завел меня. Но я думаю, что действительно нужно немножко успокоиться, не стоит он того, чтобы нарываться снова на неприятности.
Так удачно для Мирона с Димой закончился этот день, ничего хорошего не суливший им с утра.

Перевод во вторую роту.

Поскольку и башенные краны, и автокраны относились ко второй роте, то к великому облегчению майора Божко, ведь Мирон был живым укором его малодушия, поневоле вечно маячившим перед его глазами, его перевели во вторую роту. Так что, практически за год службы, ему удалось отметиться во всех трех ротах части.
В то время второй ротой командовал капитан Подольский. По странному стечению обстоятельств, он сам был из города Подольска Московской области. Вот такое бывает совпадение. Командиром он был хорошим, адекватным и незлобным. Вообще, как показала жизнь, в Советской армии, оказывается, служат немало достойных офицеров. К ним относился и капитан Подольский.
Да и старшина второй роты, немолодой прапорщик Лэла, в отличие от старшины третьей роты прапорщика Войтовича, был не склонен к самодурству, хотя персонально к Мирону он, вначале, относился особо придирчиво, видимо сработал механизм прапорщицкой солидарности. Но и здесь, по прошествии некоторого времени, он, увидев, что солдат то нормальный, проблем от него никаких нет и служит, дай бог каждому, перестал доставать его.
Да и вообще, во второй роте обстановка была более комфортная, чем в других ротах. Деды не зверели и в своих устремлениях особо не изощрялись в изуверстве, каждый знал свое место, ну и слава богу. Мирона в роте приняли вполне дружелюбно, тем более что он уже отслужил больше года, одно это обязывало других уважать его, тем более, все помнили о его конфликтах в первые месяцы службы со старослужащими и о жертвах этих конфликтов.
Перед входом во вторую роту стояла колесная пара от вагонетки, как все утверждали, весом килограммов в пятьдесят. Изредка к нему подходили местные силачи и на зависть другим выполняли упражнения, по несколько раз выжимая его над головой. При этом они каждый раз поглядывали на Мирона, мол карате - это хорошо, но, с твоим петушиным весом, куда уж справиться с этой болванкой. Действительно, вес был солидный для восемнадцатилетних пацанов, мало кто из них мог справиться с ним. Мирон к этой железяке, до поры до времени, не подходил, надоело уже кому-то что-то доказывать.
Но в один из теплых, по северным меркам, летних дней, когда после обеда все высыпали погреться перед ротой на солнышке, Мирон, из любопытства, подошел к этой штанге и чтобы наглядно оценить его тяжесть, попробовал оторвать его от земли. То ли показалось, то ли на самом деле было, но по ощущениям штанга оказалась не настолько тяжелой, ну никак не тянула на пятьдесят килограммов. Мирон подумал про себя, чего это так гордятся те, кто смог поднять его и отошел в сторону.
Увидев это, один из местных силачей подошел к штанге и глядя на Мирона, демонстративно поднял его несколько раз. Это был явно вызов. Можно было конечно его проигнорировать, но тут что-то щелкнуло в голове у Мирона. Он молча подошел к штанге, двумя руками, за его среднюю часть, затащил эту железяку себе на правое плечо. Все замерли в недоумении. Побалансировав немного штангой на плече, пока она не успокоилась в равновесии, Мирон, сильно качнувшись, резко выбросил ее вверх одной правой рукой и зафиксировал ее. Вес взят!
Можно было сколько угодно упражняться в поднятии этой штанги двумя руками и гордиться этим, но попробовать поднять одной рукой эту колесную пару от вагонетки никому еще в голову не приходило. Никто до Мирона не делал этого. И после, за время его службы, никто другой не мог похвастаться этим. С тех пор поднятие этой железяки двумя руками уже не считалось каким то достижением.

***

Во второй роте служил солдат по имени Семен, ненец по национальности. Бытовало мнение, что представителей малочисленных вымирающих народностей не берут в армию, берегут их. Но Семена угораздило попасть на службу, может быть он сам вызвался добровольно, чтобы разнообразить свою жизнь, но об этом история умалчивает. Служил Семен вполне исправно, в хозвзводе. Был он добродушным, обстоятельным и несколько наивным человеком, наверно как все представители народностей севера. В роте над ним незлобно подтрунивали, но все, без исключения, любили его, хорошим он был парнем.
Частенько ребята ему вполне серьезно говорили:
- Семен, айда после службы ко мне на родину. Там выучишься на кого нибудь, найдешь красивую деваху, Женишься на ней, народишь детей и будешь жить, как нормальный человек. А то, что у тебя за жизнь в тундре? Кругом снега, снега. Месяц лета, а остальное время зима. Гнус поедом ест, а посрать сходить, так надо обязательно с двумя палками идти, чтобы одной от волков отбиваться, а другой замерзшее говно от жопы откалывать.
- Нет – отвечал Семен – Вы ничего не понимаете в моей жизни. Вот вернусь после армии, женюсь я на своей ненке, она меня ждет. Папа обещал дать мне небольшое стадо, штук пятьсот олешек, и тогда я с женой буду кочевать по тундре и пасти это стадо. Я только об этом и мечтаю, мне ничего другого и не надо.
- А если задует вариант, а вокруг в тундре никого и спасти тебя будет некому, ведь замерзнешь.
- А что вариант, я его ни капельки не боюсь. Натяну я малицу, укутаюсь в него с ног до головы, зароюсь в снег вместе с олешками и пережду вариант, не замерзну, уже приходилось
- Но если будет дуть несколько дней, ведь с голоду умрешь?
- Нет, у меня всегда на этот случай с собой бывает вяленая оленина, его на несколько вариантов может хватить.
Так никто не смог убедить его уехать вместе с собой, куда нибудь в Тамбов или Свердловск. Ему тундра и олешки были милее всего в жизни.
Потом, после увольнения, Семен частенько присылал своим бывшим сослуживцам к какому нибудь празднику выделанные шкуры оленей, их детям или женам на шубку, не забывал своих друзей. Шубы получались отменные, очень теплые и красивые. Но носились они, от силы, всего пару сезонов, таковы свойства оленьих шкур. Трубчатые волоски шерсти на шкурах оленей очень хорошо сохраняют тепло, но в силу своего строения они быстро разрушаются и осыпаются, делая изделия из них недолговечными.

Геолог.

Позади казармы второй роты стояло несколько бараков. В одном из них обитали геологи, которые наезжали туда обычно летом. Что-то они искали в тундре, иногда опутывали гарнизон и его окрестности километрами кабелей, делали какие то замеры, время от времени производя небольшие взрывчики в вечной мерзлоте. Когда геологи приезжали из тундры, то по вечерам они собирались около своего барака у костра, пели бардовские песни под гитару, разливая по стаканам и выпивая за нерушимое братство геологов. Ват такая была у них романтика, воспетая в книгах, кинофильмах и песнях.
Хотя гарнизон был достаточно большой, все что в нем ни случалось, быстро становилось достоянием всех его обитателей, такова специфика оторванных от цивилизаций поселений. До геологов тоже сорока на хвосте принесла весть, что в расположенной рядом с ними части какой молоденький солдат, чудо каратист, штабелями укладывает злых дедов.
И вот в один из воскресных дней в роте появился бородатый колоритный человек лет тридцати. Оказывается, он был родом из Ленинграда, где выучился на геолога и теперь работал там в одном из НИИ, наезжая оттуда в летний полевой сезон на Новую Землю. Геолог достаточно долгое время тренировался в одном из полулегальных школ карате в Ленинграде и теперь ему непременно хотелось познакомиться с Мироном. Для начала он пригласил Мирона в барак геологов, где угостил чайком и консервами, что еще может быть другое у геологов в экспедиции. Потом, к обоюдному удовольствию, были долгие беседы о карате, о службе Мирона, да вообще о жизни. Встретились почти родственные души.
Мирон немало узнал от него про Новую Землю, которая является продолжением старейших в мире Уральских гор, славящихся своими самоцветам и другими полезными ископаемыми. Оказывается, Новая Земля не менее богата ими, здесь можно найти практически всю таблицу Менделеева.
Когда пришла пора расставаться, геологу предстояло возвращение в родной Ленинград, он подарил Мирону на память красивейшие агаты, найденные им на Новой Земле и собственноручно обработанные им здесь же.

***

Лето приближалось к концу. Залив опять был забит различными кораблями, лайнером «Буковиной», БДК, БПК и прочей мелочью. Опять водители с первой роты затревожились, на кого нынче падет выбор быть откомандированным на забивку в поселок Северный. Все-таки это был для них большой стресс. Но никуда не денешься и как в прошлом году, все, что должно было отбыть на борту кораблей и судов, люди, техника и изделия, отправились туда в строго назначенный срок. Никто задания партии и правительства не отменял.

ОСЕНЬ. ГОД ВТОРОЙ.

Чеченцы.

В начале сентября в часть, в первую роту, из Северодвинска перевели пятерых чеченцев, ребят весеннего призыва этого года. Считается, что если кого-то переводят с материка на Новую Землю, то это им в наказание за очень серьезную провинность по месту старой службы. За что перевели чеченцев, то они об этом упорно молчали. Ребята были все как на подбор, крепкие, кряжистые, жилистые, короче говоря, настоящие кавказцы.
В первое время они вели себя очень прилично, не задирали ни кого, мыли полы как все ушаны, были очень даже обходительны, какими могут быть только выходцы с Кавказа, старались наладить отношения с сослуживцами. В конце концов, они стали своими даже среди молодых.
Но затем стали происходить удивительные метаморфозы. Как-то совсем незаметно они перестали мыть полы и даже стали покрикивать на сослуживцев одного с ними призыва, гонять их, при этом дружно впятером подавляли любой ропот недовольства с их стороны.
Дальше, больше. Чеченцы стали ни во что не ставить молодых, дерзить старикам и даже огрызаться на дедов. Все это они делали вместе и очень дружно, так что поодиночке старослужащие с ними ничего не могли поделать.
И вот тогда деды собрались и вынесли им приговор, надо проучить этих чеченцев.
В один из осенних дней на автобазе, после обеда, когда отсутствовали офицеры, в ответ на очередную дерзость чеченцев, человек двадцать стариков и дедов налетели на них, кто с кулаками, кто с заранее приготовленными любимыми орудиями экзекуции – черенками от лопат. Били чеченцев страшно, но никто из них не убежал, видимо у них был уговор не бросать друг друга. Но и чеченцы, всего лишь впятером против двадцати человек, тоже сумели нанести нападавшим немалый урон. Они как могли, стоя спина к спине, отбивались и помогали друг другу подняться, если кто нибудь из них падал. Уже не один черенок был сломан об их спины. Когда сбитого с ног чеченца начинали бить ногами, он начинал кричать:
- Все, все, я сдаюсь, убьете же меня!
Но как только от него отступали, он, весь в крови, вскакивал на ноги и с криком:
- А-а-а собаки, убью! – присоединялся к своим соплеменникам.
Это могло продолжаться до бесконечности, если бы молодой, стоявший в это время на стреме не крикнул:
- Шухер, командир! – и все разбежались, оставив избитых чеченцев посреди базы.
Надо отдать должное чеченцам, которые, невзирая на настойчивые попытки командиров заставить их назвать участников драки, так никого и не выдали. Более того, позже они прислали парламентария, который передал:
- Ладно, мы все поняли, больше к нам вопросов не будет.
Конечно, никто не поверил, что они все поняли, но вопросов к ним в дальнейшем уже действительно больше не возникало. Но все в части были поражены тому, как они дружно стояли друг за друга, той смелости и той дикой отваге, с которой они до конца дрались впятером против двадцати человек.

***

Более двадцати лет спустя здесь произошли уже действительно драматические события с участием других кавказцев, которые всколыхнули всю страну.
В гарнизоне служила группа солдат, призванных из Дагестана. Четверо из них, находясь под арестом за пьянку на гарнизонной гауптвахте, убили караульного матроса, захватили автомат и поехали на аэродром Рогачево. Здесь они захватили 40 учеников и шесть преподавателей местной школы и потребовали предоставить им самолет до их родины, Дагестана. Террористы мотивировали свои действия тем, что хотели сами убедиться в том, что в Махачкале, во время произошедшего накануне сильного взрыва, в результате которого было разрушено несколько домов, не пострадали их родственники.
Начальник полигона контр-адмирал Шевченко сумел освободить больше половины школьников, предложив террористам себя, вместо них, в заложники. При этом один из террористов сдался властям.
Самолетом Ан-12 в Рогачево срочно была доставлена группа "Антитеррор" из Североморска.
Вся развязка событий происходила на борту этого самолёта. При пересадке террористов из якобы неисправного самолета АН-26, который им был ранее предоставлен, в АН-12 они были обезврежены спецназовцами.
Но все это произошло уже в другое время и в другой стране.

Аккорд осенних дембелей.

В это время на котельной, где начиналась служба Мирона, работа шла полным ходом. Уже исправили все дефекты фундамента, переложили треснувшие кирпичные стены, установили огромные котлы и возвели над ними крышу.
Теперь встал вопрос о подведении туда коммуникаций, которыми надо было подсоединить новую котельную к стоявшей рядом старой котельной.
А в том месте, где должны были проходить эти коммуникации, между старой и новой котельными, был закопан огромный бетонный блок, тонн на двадцать. За этот блок крепилась оттяжка трубы старой котельной, удерживающая ее при ураганных ветрах. Что с ним делать, никто не знал.
И тогда объявили осенний дембельский аккорд. Надо было разбить эту бетонную глыбу отбойными молотками. Объявились добровольцы, которым увольнение светило в самую последнюю очередь, перед самым Новым годом. А тут есть возможность уехать в числе первых, если конечно работу успеют выполнить.
Но не тут то было. В то время, когда строили старую котельную, все делали на совесть, навека. Даже этот бетонный якорь сделали из супербетона. Пика отбойного молотка как мячик скакала по поверхности блока, без всякого ущерба для него. За полмесяца изнурительной работы дембелям удалось только срезать углы этого, уже ставшего им ненавистным, камешка.
Кому-то из них пришла в голову идея, попробовать вытащить его стоявшим рядом башенным краном, на который на спор с Рики лазил белобрысый Сашка. Мирон объяснил им, что блок, по всем расчетам, весит тонн двадцать. Кран, с полиспастом на крюке, может поднять максимум восемь тонн, так что не катит. Да и ограничитель грузоподъемности (ОГП) на кране не позволит им этого сделать. На слезные просьбы дембелей отключить ОГП, Мирон ответил категорическим - нет, это было подсудным делом.
В один из октябрьских дней Мирон, находясь на базе, увидел странные манипуляции башенного крана у котельной. Башня крана, крюк которого был опущен в проем между старой и новой котельной, стала отклоняться от вертикали и постепенно достигла угрожающего наклона, градусов десять. Подойдя поближе, он, к своему изумлению, увидел наклонившийся кран, стоящий только на двух опорных рельсовых тележках, а крюк крана зацепленным за тот самый злосчастный бетонный блок.
Оказалось, что среди дембелей нашелся умелец, который сумел, по чьей то подсказке, отключить ОГП на кране и теперь они насиловали его, пытаясь вытащить этот блок. Но доведя кран до угрожающего наклона, хорошо еще он при этом не переломился, они поняли всю тщетность своих усилий. Дембеля сидели понурившись около крана, надо было расписаться в собственном бессилии и смириться с увольнением в самый канун Нового года.
- Мужики, надо ослабить трос на крюке и поставить кран на место, а то не дай бог он сковырнется и тогда, вместо дембеля, Вы все загремите в дисбат – сказал им Мирон.
Когда кран вновь занял вертикальное положении. Мирон продолжил:
- У меня есть к Вам предложение. Вы все, в течение недели, отдаете за завтраком свое масло мне и моим друзьям, а я подскажу Вам, как перетащить этот блок. Договорились?
Дембеля были согласны на все, были готовы отдавать масло вообще до конца своей службы, лишь бы кто нибудь помог вытащить им этот ненавистный блок.
- Тогда договаривайтесь и пригоните сюда два тяжелых бульдозера с тросами и автокран КрАЗ, которому недавно поставили новую стрелу. Будем тащить бегемота из болота.
Через два часа вся техника была на месте. Расчет был прост. Автокран КрАЗ, максимальная грузоподъемность которого была шестнадцать тонн, легко приподнял за один край двадцатитонный бетонный блок, а два мощных бульдозера, тросами зацепившись за этот самый край, выдернули многострадальный блок из ямы. Все это заняло не больше часа.
Уговор дороже денег, от лишней порции масла, да еще в течение целой недели, здесь на севере еще никто не отказывался.

***

С этой котельной связана одна печальная история. Когда-то, на заре службы, вместе с Мироном здесь на котельной начинал службу Соловьев Сергей. В отличие от Мирона, он никуда с котельной не уходил. Был Сергей тихим, неприметным худеньким пареньком из интелегентной московской семьи.
Но, как гром среди ясного неба, всех в эту осень ошеломило известие, что Соловьев арестован и его будет судить военный трибунал.
Позднее, от других солдат, тоже имевших к этому делу отношение, но только сумевшие избежать наказания, стали известны подробности залета Соловьева. Кому-то из занятых на строительстве котельной солдат пришла в голову идея, во время ночной смены наведаться в соседний войсковой склад. За компанию пошел туда вместе со всеми и Сергей. Набрали они там полушерстяного обмундирования (ПШ), кожаные офицерские сапоги и еще всякую ерунду.
Когда воришки вернулись со всем этим добром на котельную, то встал вопрос, а куда все это девать, ведь в роту это не потащишь. Но на самом деле было бы гораздо уместнее задать другой вопрос, а зачем вообще им все это понадобилось? Надеть все это барахло, без законного вопроса со стороны командования, откуда все это взялось, невозможно в армии. Вывезти с режимного гарнизона все это на материк, тоже невозможно. А самое главное, зачем все это потом может понадобиться на гражданке? Короче говоря, это был абсолютно глупый поступок. И спрятали ребята все это барахло под кучей шлака, здесь же на котельной.
Конечно, кражу сразу же обнаружили. Следователи долго искали воров, но безуспешно, пока один из участников ночного похода на склад не проболтался кому-то о своем подвиге, тот другому и пошло поехало. В конце концов, информация дошла до кого надо. На котельную пришли следователи, всех допросили. И только Соловьев, в отличие от других не смог соврать, в силу своего воспитания, и признался в воровстве, но при этом, опять таки в силу своего воспитания, никого не выдал, а взял всю вину на себя. Обмундирование выкопали из кучи шлака и отправили обратно на склад, а Соловьева, по приговору трибунала, отправили в дисбат.

***

В середине октября доктор санчасти отправился на материк за осенним пополнением. Эдик Колбин предложил Мирону госпитализироваться, хотя бы на выходные дни. То есть он сделал вторую попытку, после неудачной весенней, интересно скоротать вместе время.
В санчасть, так в санчасть. На этот раз Эдик был вполне доволен выходными, проведенными вместе с Мироном. Поговорили вволю, в шахматы поиграли в удовольствие, Эдик до одури тренировался карате, а самое главное, они побаловали себя настоящей вкусной едой.
Мирону с Эдиком пришла в голову мысль взять в столовой кусок парной свинины, благо был свой свинарник при части. В отсутствии доктора Эдик замещал его, контролировал в столовой процесс приготовления пищи и качество исходных продуктов. Ему без труда удалось убедить повара отрезать от тушки свиньи кусочек получше, набрал лука, чеснока, другой приправы и все это принес в санчасть.
Поздно ночью, загнав всех больных в санчасти спать, Мирон с Эдиком приспособили новый стерилизатор из нержавейки в качестве сковородки и приготовили изумительную жареную свинину. Давно забытый вкус, давно забытый аромат нормальной человеческой пищи.
Поутру, буквально все в штабе считали обязательным наведаться в санчасть и поинтересоваться, а чем таким необычайно вкусным пахнет отсюда по всему штабу? На что Эдик в ответ бормотал что-то невнятное по поводу больного, который нечаянно уронил свой завтрак на плиту стерилизатора. Хорошо, что командования части, по причине выходных, в этот день не было в штабе.

ЧП на ядерных испытаниях.

По данным западных информационных агентств во второй половине октября Советский Союз на полигоне на Новой Земле произвел два испытательных ядерных подземных взрыва мощностью от двадцати до ста пятидесяти килотонн.
Об этом в этот день в части никто не догадывался. Раньше, как рассказывали старожилы, при проведении испытаний мощных термоядерных бомб, для безопасности, всех выводили из зданий, на случай их обрушения. А при испытании 31 октября 1961 года термоядерной царь-бомбы мощностью пятьдесят мегатонн, даже на острове Диксон в домах повылетали стекла, не говоря уже о самом гарнизоне. Сейчас же, при проведении подземных испытаний зарядов малой мощности, в гарнизоне уже ничто не указывало на их подрыв, даже толчки не ощущались.
Но в этот день вдруг засуетились матросы службы химической защиты, дислоцированные напротив третьей роты. Они на своем БТРе, оборудованном приборами контроля за радиационной обстановкой, стали как угорелые носиться по всему гарнизону, останавливаясь в различных ее точках и производить замеры. Они же, по секрету, сообщили стройбатовцам, что во время взрыва на полигоне произошло ЧП, произошел выброс из разломов продуктов радиоактивного распада. Но сколько нащелкало у них на приборах, они категорически отказывались говорить.
А в штабе в это время билась в истерике фельдшерица, плачась капитану Либровскому, что муж не разрешает ей улететь с Новой Земли.
В гарнизоне мгновенно возникла паника и многие офицеры, особенно из высшего командного состава гарнизона, на всякий случай спешно предпринимали шаги по отправке своих семей на материк.
Позднее, вернувшись с командировки из поселка Северный, водители первой роты подтвердили, что действительно произошел выброс во время испытаний. Но синоптики в этот день дали верный прогноз. Основную часть ядовитого радиоактивного облака отнесло ветром в сторону Карского моря. Командование хотело бросить на ликвидацию последствий этого ЧП стройбатовцев и матросов, но они категорически отказались это выполнять. Тогда за баранки автомобилей и другой техники сели офицеры и пошли в зараженную зону.
Начальство так и не сообщило о реальной радиационной обстановке в гарнизоне, паника среди населения понемногу улеглась и все вернулось на круги своя.

Кравченко и танцы.

В конце прошедшего лета, во время очередного визита в санчасть в гости к Эдику, Мирон застал у него в кабинете довольно забавного с виду солдата по фамилии Кравченко из Свердловска, из последнего осеннего призыва. Был он среднего роста, немножко пухленький, с выпирающимся животиком. Когда разговаривал, он забавно картавил. Одет был Кравченко в замызганную и промасленную форму, сразу было видно, что из второй роты. В санчасть его привела гноящаяся рана на пальце руки, обычное дело для слесарей.
Совершенно случайно Кравченко обмолвился, что до армии он был многократным победителем конкурсов по бальным и современным танцам, в том числе и областного масштаба. Этот пухлик и победитель по танцам? Ничего более нелепого Мирон с Эдиком не могли и представить. Но Кравченко вполне серьезно уверял, что оно так и есть, а уж какие девушки мечтали стать его партнершами, словами не описать.
Уж если назвался груздем, то полезай в кузовок. Из ящика стола достали старенький кассетный магнитофон «Весна» портного Кузенкова из третьей роты и врубили музыку популярной в тот год западной группы «Смоки». Кравченко мгновенно преобразился, как-то сразу постройнел и выдал такое, что сомнений по поводу его побед на конкурсах ни у Эдика, ни у Мирона уже больше не возникало. Да, танцевал он просто класс! Оказывается, к тому же до армии он еще преподавал танцы детям.
Эдик обработал рану на руке Кравченко, велел завтра снова прийти на процедуры, а заодно, чтобы настроился на проведение урока современного танца для него с Мироном. Уж очень им хотелось в будущем на гражданке, а ведь когда-то обязательно они там будут, блеснуть умением танцевать.
Так начались регулярные занятия танцами в санчасти, в кабинете физиотерапии. И учитель, и ученики были очень довольны результатами, да и сами занятия, наряду с воскресными тренировками по карате, разнообразили довольно скучные армейские будни.
Через полмесяца Кравченко сообщил, что он рассказал двум молодым женщинам из бухгалтерии автобазы о проводимых им с Мироном и Эдиком уроках танца. Те проявили к этому живой интерес и пожелали тоже присоединиться к этим занятиям. Галина и Тамара, так звали этих женщин, быстренько сагитировали свою знакомую, дочь начальника политотдела Спецстроя Марину Мелешко, очень заводную и веселую девушку, присоединиться к занятиям.
В результате, стараниями Марины, официально разрешили занятия кружка по бальным танцам в клубе части, по субботам. Марина привела свою подружку Ларису, а к ребятам присоединился еще сержант Харланов из второй роты, призванный из Тюмени. И так, вместе с самим Кравченко образовалось четыре пары. Кравченко оказался прекрасным учителем, видимо сказывался опыт работы с детьми, а потому его старания не прошли даром. Вальс, танго, быстрый танец - классический набор, все оказалось ребятам по плечу.
В это время капитану Павлову пришло в голову устроить для личного состава части в клубе, на ноябрьские праздники, небольшое представление самодеятельности. Кто-то должен был читать стихи, кто-то петь песни и конечно, раз есть танцоры, станцевать. Для подготовки номера танцорам разрешили позаниматься дополнительно, в будние дни по вечерам.
Обычно на эти занятия приходили только Марина с Ларисой. Галина и Тамара не могли, должны были по вечерам заниматься дома своими семьями. После занятий Мирон с Харлановым провожали девушек до ближайшего, от военного городка, пятиэтажного дома, где они проживали, а затем быстренько возвращались назад, чтобы их не застукал патруль. Гордость не позволяла остановиться на полпути и оправдываться перед девушками, ссылаясь на рискованность таких прогулок.
И вот в очередной раз, когда дошли до подъезда дома девушек, Марина пригласила ребят к себе домой в гости, на чашку чая. Ее высокопоставленный папа и мама в это время были на материке. Предложение было очень заманчивым, трудно было отказаться. А Марине хотелось подольше побыть с сержантом Харлановым, которому она явно симпатизировала. Родителей Марины действительно не было дома. Оставив Мирона одного в гостиной смотреть телевизор, Марина и Харланов отправились на кухню готовить чай. Но что-то уж очень долго они его там заваривали, что Мирону пришлось крикнуть Харланова, потому что надо было спешить на вечернюю поверку, чтобы не угодить в число самовольщиков. Из кухни появились отчего то раскрасневшиеся Харланов с Мариной и что-то смущенно залепетали по поводу чайника, который почему-то долго не мог закипеть.
Быстро одев спецпошивы и попрощавшись с Мариной, ребята выскочили из подъезда и сразу напоролись на матросский патруль, старший которого с криком:
- Вот Вы и попались, а то мы уже заждались – и вместе с двумя матросами бросился к ним.
Оказывается, патруль засек провожатых с девушками еще на выходе из военного городка, но решил их задержать на обратном пути, терпеливо дожидаясь самовольщиков у подъезда.
Не сговариваясь, Мирон с Харлановым бросились в сторону залива, но пробежав всего лишь с полсотни метров, ухнули куда-то вниз, в снежный провал. Сразу вокруг них густо заклубился пар, дыхание сперло от смрадного запаха канализационных стоков. Оказывается, они провалились в пустоту под снегом, которая образовалась в результате протекания в этом месте теплых канализационных стоков из домов в залив.
Оглянувшись вверх из провала, Мирон увидел сквозь клубы пара, в свете гарнизонных прожекторов, расплывчатые фигуры преследователей, которые тщетно пытались что-либо высмотреть сквозь плотную завесу пара.
Помогая друг другу, ребята выбрались из клоаки на другую сторону провала и побежали в темноту залива. Патруль не решился форсировать провал и продолжить преследование.
Когда стало ясно, что патруль им уже не страшен, беглецов охватил безудержный нервный смех, который тут же прервался, ведь где то рядом мог быть белый медведь, а это пострашнее любого патруля. Теперь, гонимые только этой мыслью, они резвой рысцой, не останавливаясь, добежали по льду залива до части и только тогда с облегчением вздохнули, когда перешагнули через порог своей казармы. И во время, потому что сразу последовала команда строиться на вечернюю поверку.
Но труды, подкрепленные риском попадания в лапы всевидящего патруля, не пропали даром. Больше всего солдатам на концерте седьмого ноября понравился танцевальный номер, который пришлось повторить на бис. Но природа этого самого бис у большинства зрителей крылась в скрытом желании, наяву, подольше насладиться видом прелестных танцовщиц в обалденно соблазнительных нарядах, обтягивающих их точеные фигурки. Ведь подавляющее большинство солдат были лишены этой возможности все два года своей службы.

Не был ушаном и дедом не буду.

Вначале службы казалось, что время остановилось. Дни медленно складывались в недели, а недели никак не хотели сложиться в месяцы. Но с прибытием нового осеннего пополнения, Мирон неожиданно для себя сделал открытие, черт побери, а ведь уже полтора года отбарабанил и осталось-то всего ничего, лишь последний бросок до дембеля. Те, кто призывался вместе с Мироном заважничали, как будто у них за спиной и в помине не было пугливого и унизительного ушанства, ведь теперь они именовались столь долгожданным именем деды.
Многие из них к этому времени, всеми правдами и неправдами, сумели обзавестись офицерскими шапками, яловыми сапогами и кожаными ремнями, бляхи которых им до зеркального блеска начищали пастой Гойей новоявленные ушаны. Новые деды уже забыли, что значит подшивать подворотнички и чистить сапоги, заправлять постели. Для них все это делали теперь ушаны.
Конечно не все новоявленные деды были такими кровопийцами, некоторые в силу перманентной забитости, иные в силу слабохарактерности, третьим же не позволяло воспитание.
Мирон тоже не позволял себе дедовских привилегий, во первых, ему это было противно, а во вторых, он всегда помнил слова того самого мудрого деда, который в начале его службы, во время стычки с дедами в первой роте, сказал:
- В моем понимании только тот имеет право быть дедом, кто прошел весь путь от ушана до деда и только потому может потом говорить ушану: я терпел и ты терпи, ведь ты тоже когда-то станешь дедом.
Мирон не забыл и свой ответ ему, что дедовство не для него. Поэтому он сам регулярно чистил свои сапоги, подшивал подворотничок, заправлял постель.
В эту осень Мирону дали новобранца по фамилии Попов, из Свердловской области. Готовить себе замену. Новичок оказался очень неглупым, смышленым, схватывал все на лету и вскорее мог самостоятельно выполнять несложные работы.
Если на службе Попова никто из старослужащих не мог тиранить, а тем более припахать, Мирон это никому не позволял, то в роте все ушаны были равны, а потому Попову приходилось не сладко, он, как все ушаны, летал с тряпкой по казарме мухой.
Как-то раз, глядя как Мирон вечерком подшивает себе подворотничок и чистит сапоги, Попов предложил ему свои услуги, но Мирон категорически отказал ему. Но и на следующий, и на третий день Попов все повторял свое предложение:
- Ну давай я это сделаю, мне же ведь не трудно.
- Ты знаешь, когда-то вначале службы я сказал всем, что я никогда не буду ушаном, но и никогда не буду дедом. Я никогда никому не подшивал подворотнички, не чистил сапоги. Поэтому и ты для меня не будешь этого делать.
- Ты знаешь, ведь это не ты меня будешь заставлять делать, а это я сам тебе предлагаю. В первую очередь, это надо мне. Если я буду что-то делать для тебя, то ни одна сволочь в роте, зная об этом, не посмеет меня тронуть. Ты же сам прекрасно об этом знаешь. Кто посмеет пойти против тебя? Так что я тебя прошу, пожалуйста соглашайся.
В словах Попова был определенный резон. Сошлись на том, что он будет заниматься только подворотничком.
Вначале молодые и старики пытались, как обычно, припахать Попова, но узнав, чью гимнастерку он подшивает, сразу же отваливали от него. И хотя Попов подозрительно долго, почти два часа, с ужина и до самого отбоя, подшивал один подворотничок, для чего на самом деле надо было затратить максимум десять минут, никто так и не пытался поймать его на этом.
Все было шито белыми нитками, все понимали что происходит, но предъявить претензии к Мирону никому из дедов и в голову не приходило. Так что совесть у Мирона была чиста и тот мудрый дед ни в чем не смог бы его упрекнуть.

Ара из осеннего призыва. Шаменов из Перьми.

Осеннее пополнение ничем не отличалось от предыдущего, кроме одного ушана, армянина по национальности, которого все стали звать Ара. Был он с виду несуразен, высокий, худой, сутулый и вертлявый, с большим кавказским носом. Отличался он исключительной болтливостью, причем говорил он много, складно и смешно. Знал кучу поговорок, анекдотов. Но самой большой его фишкой было то, что он знал наизусть небольшой рассказик, минуты на три, которая, кроме первых двух, сплошь состояла только из матерных слов. А начинался он так:
- Эй, Вы, х…, на х… до х… на х…рили – и так далее.
Причем рассказ нес вполне определенный смысл и заканчивался таким набором, неслыханных ранее ребятами, блатных жаргонных слов, что все просто обалдевали.
Этот армянин во второй роте пользовался таким же успехом, как в свое время Женя Шинкарев в третьей роте.
Деды пытались заучить наизусть этот шедевр устного народного творчества, чтобы затем на гражданке удивлять своих друзей. Они записывали эту матерную оду на бумажку и учили ее как стихотворение. Но никому из них не удавалось воспроизвести ее от начала и до конца, как армянскому декламатору без шпаргалки.

***

В эту же осень во второй роте появился татарин Шаменов, родом из Перми. Он уже успел где-то отслужить полтора года. Было понятно, что не за заслуги, а за какие достаточно серьезные прегрешения по месту старой службы отправили его в ссылку на Новую Землю.
Шаменову было уже далеко за двадцать лет, был женат, имел ребенку, вторым не успел обзавестись, иначе бы он не попал в армию. Раньше, на гражданке, он обретался где-то в торговле или на складе и потому его сразу поставили заведовать имуществом части. Он достаточно быстро привел в порядок запущенную до полной неразберихи систему учета имущества части, свел дебет с сальдо, стал своим у гарнизонных интендантов. Таким образом ему удалось вскорее наладить снабжение продовольственным и имущественным довольствием часть, в первую очередь офицеров. Был он обходительным, легко умел втереться в доверие к начальству. Короче говоря, проныра и торгаш был еще тот.
Чувствуя, что командование части нуждается в его профессиональных навыках, а потому закрывает глаза на некоторые его вольности, он стал вести довольно таки свободный образ жизни, частенько заявлялся в роту пьяненьким, отметив с каким нибудь тыловиком очередную успешную комбинацию. Не в этом ли крылась тайна его ссылки сюда?
В скором времени Шаменов совсем зазвездился, экипировался по полной программе, облачился в ПШ, офицерскую шапку, хромовые сапоги, стал поучать других жизни. А уж принять с устатку для него стало рядовым делом.
Как-то раз, после ужина, покой казармы нарушил вбежавший в роту Миша Риманов, который в панике стал умолять ребят:
- Мужики, спасите меня, Шаменов хочет меня зарезать! – и пробежав в конец казармы, заполз под кровать, что для него, довольно таки толстенького, было не совсем просто.
Мирон, в недоумении, прошел туда убедиться, что ему не послышалось:
- Миш, ты что, заработался что ли? Зачем тебя резать?
- Мирон – ответил дрожащим и прерывающимся голосом Миша – не выдавай меня, отойди куда нибудь, иначе он меня найдет и зарежет.
В это время в казарму вошел пьяный Шаменов, крепко сжимая большой складной нож в руках:
- Где этот гад, Риманов? Куда он спрятался, хренов художник? – почему-то скрежеща зубами в золотых коронках, стал приставать он к растерявшемуся дневальному.
Мирон подошел к Шаменову:
- Эй, друг, мне кажется это уже перебор, кончай людей пугать.
- Нет, я этого маляра обязательно порежу. Где он? Риманов выходи! – продолжил Шаменов, размахивая ножом.
- Дай сюда нож и не балуй.
- Только после того, как посажу на него Романова.
- Больше повторять не буду, отдай нож, и-ли-и – медленно с расстановкой, глядя дебоширу пристально в глаза, тихо произнес Мирон - ты по-ня-я-л?
Тут Шаменов как то неожиданно сник, сунул Мирону в руки нож и понурившись побрел из казармы.
Миша Риманов был безумно рад такому исходу дела, но он так и не раскололся, за что на него так осерчал Шаменов.

***

Вместе с новобранцами и Шаменовым во второй объявился еще один новичок, конопатый прапорщик. Был он туп и глуп до безобразия, что впрочем для прапорщиков не такая уж редкость. Но он, в силу своей особой глупости, возомнил себя пупом земли, стал донимать и доставать, по делу и не по делу, всех подряд, начиная от ушанов и кончая дедами. Особенно это не нравилось дедам, которые почувствовали угрозу своим выстраданным привилегиям. И они решили этого недоумка проучить.
Однажды, когда конопатый прапорщик остался на свое очередное дежурство в роте и сидел в ее канцелярии, по знаку одного из дедов кочегар выкрутил пробку. Свет во всей казарме погас, наступила кромешная темнота. И тут раздался какой-то грохот и дикие вопли этого прапорщика. Все продолжалось секунд пятнадцать, а затем снова наступила тишина. Потом включился свет. Прапорщик выскочил из канцелярии, держась руками за голову, на скуле у него расплывалась большая ссадина. В самой канцелярии, там и сям, валялись кирзовые сапоги.
- Вы видели, кто сейчас здесь был – стал он приставать с расспросами к дневальным. Те, конечно, никого не видели.
Тут он стал громко, на всю казарму, рассказывать о происшедшем подошедшему на шум старшему по дневальному наряду, строевому сержанту:
- Ты представляешь, сижу в канцелярии, вдруг выключается свет и в меня начинают бросаться сапогами. Попали несколько раз по голове и еще куда-то в руку. Я сейчас же пойду в штаб и доложу обо всем начальству, пусть они этих негодяев накажут – захлебываясь словами, стал вопить пострадавший.
Сержант завел его назад в канцелярию и посоветовал не делать этого. Ведь он не видел, кто на него покушался посредством сапогометания, а солдаты никого выдадут, это уж точно, как пить дать, поэтому наказывать будет некого. Да и вообще, не надо об этом никому рассказывать, иначе он станет для всех посмешищем. Лучше сделать вид, что ничего не произошло.
Как ни странно, при всем скудоумии прапорщика, слова сержанта возымели на него свое действие. С тех пор он круто изменился, больше не вредничал, а вскорее упросил начальство перевести его на другое место службы, от греха и позора подальше.

Побег близнецов.

Для армии вполне обыденным явлением стало дезертирство. Солдаты сбегают из расположения своих частей по разным причинам, но чаще всего по причине дедовщины.
Если на материке возможны любые варианты бегства солдат из части, например они могут стать ходоками в комитет солдатских матерей или уехать на перекладных домой к родителям, к любимой, то на Новой Земле это можно сделать только чисто символически. Убежать то некуда, кругом тундра и морская пучина. Как-то ненец Семен признался, что даже ему, своим ходом, не под силу добраться зимой по льду до материка, слишком большое расстояние. А в новоземельской тундре, по его мнению, может выжить только кто нибудь из представителей коренного населения севера.
Но не взирая на такие неподходящие здесь для дезертирства условия, кое-кто, когда дедовщина становилась просто невыносимой, все же умудрялся совершать побег из расположения своих частей, будь то матрос или солдат. Дедовщина ведь для всех одна. Обычно побег обнаруживали во время вечерней поверки, а на следующий день, до обеда, беглеца находили где-нибудь на чердаке одного из отапливаемых зданий или в коробе теплотрассы. Других вариантов не было. Это были давно известные места для поиска дезертиров, только там была возможность незаметно провести ночь вне казармы и не околеть от холода.
Если дезертир покидает расположение части больше, чем на трое суток, то он подлежит уголовному преследованию, если меньше, то все ограничивается губой. Вместе с ним на губу, обычно, отправляется и его мучитель, если конечно последний будет кем-то выдан, что тоже случается не часто. У стукача в армии незавидная судьба, он становится изгоем на все время службы, а это тяжелая участь.
Но в эту осень случился не совсем обычный побег. В последнем призыве были два брата близнеца Лобановы, то ли из чувашей, то из мордвы, которых невозможно было отличить друг от друга. Их определили на службу в столовую. Были они крепкими ребятами, на гражданке привыкли всегда стоять друг за друга и потому пользовались определенным уважением у сверстников. Здесь они тоже пытались действовать тем же способом, но безуспешно, деды быстро их поставили на место, а за строптивость их стали гонять больше, чем других ушанов.
И вот в один из пасмурных осенних дней на вечерней поверке не досчитались одного из Лобановых. Второй Лобанов понятия не имел, где находится его брат.
На следующий день, как обычно бывает в этих случаях, устроили тотальную проверку всех чердаков и коробов теплотрасс, но Лобанов как в воду канул. На третий день повторили проверку, но безрезультатно. Было решено расширить круг поиска и помимо чердаков и теплотрасс прочесать окрестности гарнизона. Уже стали допускать возможность, что он сбежал в тундру и замерз там, а это очень серьезное ЧП.
Злые и усталые от бесконечных поисков, солдаты и офицеры в очередной раз выстроились цепочкой и двинулись по тундре. Заодно прихватили с собой второго Лобанова, на всякий случай. А может он подскажет, в случае необходимости, как в определенной ситуации мог бы поступить его брат, ведь все-таки они были близнецами.
Какой то момент один из дедов вдруг остановился, с недоумением посмотрел на этого Лобанова и спросил:
- Слушай, если ты тот, который ищет вместе с нами своего сбежавшего брата, то кто же тот, который ищет сейчас тоже своего сбежавшего брата, но с другой командой на теплотрассе. Я ведь точно знаю, что тебя взяли в ту команду.
Сообразительный дед, проявивший выдающиеся аналитические способности, тут же сообщил о своих догадках командиру.
Оказалось, что все это время близнецы Лобановы играли со всеми в кошки мышки. Как выяснилось позже, они, в зависимости от обстановки, или прятались по очереди, или не прятались вовсе, но при этом старались всегда находиться в разных местах. И если прячущегося находили, то он заявлял, что он вовсе не беглец, а вместе со всеми ищет своего брата. Так им удавалось водить всю часть за нос почти три дня. Оказывается, и в столовую они ходили по очереди, у всех на виду. Прямо цирк какой-то.
К великому облегчению всех в части, а так же к счастью братьев Лобановых, это поисковая эпопея наконец-то закончилась. К счастью братьев Лобановых потому, что на следующий день на кого-то из них завели бы уголовное дело по факту дезертирства.
А командование части пришло к выводу, что оба близнеца, по очереди, совершили побег из части, а потому обоих отправили на губу на трое суток.

ЗИМА. ГОД ВТОРОЙ.

Школьник Сергей. Новогодний бал.

После полутора лет службы время побежало веселей. Вот и календарная зима наступила. Подступала вторая за время службы полярная ночь.
Однажды на базу, где служил Мирон, забежал паренек с гарнизона и попросил кого-нибудь починить маленький электродвигатель для игрушечной модели автомобильчика. Его направили к Мирону, который не только починил электродвигатель, но и выточил на токарном станке некоторые износившиеся детальки этого автомобильчика. А потом посидели, поговорили. Паренек, звали его Сергеем, оказался уже вполне взрослым парнем, просто с виду он казался еще подростком, учился в десятом классе, увлекался сборкой копий различных моделей техники. Отец был у него военным инженером в звании майор, а его семья постоянно жила в г. Щебекино Белгородской области.
Еще никто до Сергея, из гарнизонных школьников, не заводил знакомства с солдатами, по негласным гарнизонным правилам это было не принято. Но Сергей стал частым гостем у Мирона, ему нравилось вместе с ним что-то вытачивать, выпиливать, фрезеровать на станках. Ему было интересно поговорить с ним об автомобилях, самолетах, кораблях, да вообще о технике, о которых у Мирона были энциклопедические знания, он тоже в школьные годы серьезно увлекался ими. Но самое главное, Мирон покорил его своей настойчивой попыткой до армии покорить физфак МГУ и рассказами об астрономии. Сергей несколько раз приходил на тренировки по карате в спортзал, но ему больше нравилось смотреть на тренировки, чем самому тренироваться, такой уж он был человек.

***

Сергей очень дорожил этой нечаянной дружбой с Мироном и решил порадовать его неожиданным сюрпризом. Перед Новым годом он принес Мирону два пригласительных билета на новогодний праздничный бал старшеклассников в школе. Второй билет был для Эдика. Как удалось ему их раздобыть для солдат, даже трудно было себе представить. Но он это сделал. Для Мирона и Эдика это был настоящий новогодний подарок.
А для замполита Павлова стала настоящим шоком просьба Мирона с Эдиком выдать им увольнительные на этот самый бал. Никто еще, в бытность его замполитом, не обращался к нему с такой просьбой. Он обещал подумать.
Капитан Павлов очень хорошо относился к Мирону, наверно в глубине своей души, он испытывал к нему какую то неосознанную симпатию за его неординарность, за отчаянность, за особую жизненную позицию. А к Эдику, непонятно почему, он относился довольно таки прохладно и в день школьного бала, к немалому огорчению Эдика, специально поставил его дежурным по штабу, при этом демонстративно выписал Мирону увольнительную.
Мирону очень хотелось пойти на бал с Эдиком, все-таки вдвоем было бы веселее среди незнакомых школьников, но ничего нельзя было поделать.
Когда Мирон вошел в школу, бал был в полном разгаре. Он с непривычки был оглушен громкой музыкой в исполнении матросского вокально-инструментального ансамбля, ослеплен вспышками ламп цветомузыкальной установки, кругом сновали незнакомые девушки и ребята в маскарадных костюмах. Мирон в растерянности остановился у входа в зал и не знал, как ему быть дальше. Появление солдата на балу вызвало у школьников большое недоумение, как впрочем и у учителей. Такого раньше не бывало.
Но тут к Мирону подбежал Сергей и обрадованный встречей, стал оживленно рассказывать ему о бале, о школе. Школа была уникальной, второй такой не было за полярным кругом в дальних северных гарнизонах. Оригинальная планировка, здесь были созданы прекрасные условия для учебы, занятий спортом, самодеятельностью. Отличный преподавательский состав.
Тут к Мирону с Сергеем подошли партнерши по танцам Марина Мелешко с Ларисой, они были удивлены, но в то же время и очень рады неожиданной встрече с Мироном на этом празднике. Сергей, как виновник этого сюрприза был очень горд за себя. После такого приема Мирон чувствовал себя уже не столь скованно, да и другие увидев, что он здесь не случайный гость, перестали обращать на него внимание.
Начальник политотдела Спецстроя капитан первого ранга Мелешко, как показала жизнь, мягко говоря не очень любил Мирона, а вот его дочь Марина, в противоположность своему отцу, прекрасно относилась к нему.
Марина на этом балу была звездой первой величины. Она была большой заводилой, все на балу вращалось вокруг нее, от желающих потанцевать с ней не было отбоя и вообще, она была удивительно привлекательной девушкой. Ее красивая подружка Лариса, в отличие от Марины, была тихоней и скромницей, но и у нее тоже поклонников было предостаточно. Уроки Кравченко не прошли даром, девушки весь вечер блистали, даже получили призы в танцевальном конкурсе.
Бал удался на славу. Марина с друзьями проводили различные викторины и конкурсы, а Дед мороз вручал призы и раздавал подарки.
Но все хорошее когда-нибудь обязательно кончается. Время пролетело быстро, пора было возвращаться с этого прекрасного бала в казарму, к армейской действительности.

Дембельский Новым год.

Перед Новым годом друзья, которые появились у Мирона во второй роте после его перевода туда, попросили его через гражданских знакомых разжиться спиртным, чтобы достойно встретить Новый год.
Учитывая прошлогодний экстремальный опыт со спиртом, про который рассказал Мирон своим новым друзьям, было решено отметиться зельем не крепче сорока градусов, то есть максимум водкой.
В этом согласилась помочь Мирону Галина, эта миниатюрная хрупкая женщина с голубыми глазами, которая участвовала в танцевальной самодеятельности. Но в силу острого дефицита водки в гарнизоне, она сумела раздобыть только сухое вино Рислинг, две бутылки. Это было даже лучше, ведь вино, хотя оно конечно не традиционное шампанское, больше подходит для чоканья под новогодние куранты, чем водка. Не водку же пьянствовать собрались, а праздник отмечать.
В этом году достаточно просто удалось спрятать спиртное, его просто отдали на сохранение сержанту, тоже участвовавшем в этом мероприятии по встрече Нового года и имевшему ключи от старшинской каптерки. Он, при необходимости, подменял его.
Все повторилось по прошлогоднему сценарию. Поздравления от командования в столовой, такой же продолжительный предновогодний ужин с котлетой, вилкой и вафлями, а затем просмотр по телевизору Голубого огонька. На этот раз Мирон с друзьями позволили себе, в спокойной обстановке старшинской каптерки, с чувством и толком чокнуться под бой курантов, посмаковать вино и поговорить за жизнь. Встреча Нового года на этот раз удалась на славу.

Крысы и тараканы.

Как известно, крысы и тараканы являются неизменными спутниками людей. Наверное, они самые домашнистые из домашних животных, избавиться от них практически невозможно.
Даже здесь, на крайнем севере, они водились в неимоверных количествах. Любимым местом обитания тараканов была сушилка. Огромных размеров, они стадами сновали среди сапог и портянок по теплым подогреваемым настилам. Не менее устрашающих размеров были и крысы. Водились они внутри щитовых стен казарм и под полами. И днем, и ночью шуршали они там, грызли в дереве проходы и лазы. Очень часто крысы наведывались оттуда в гости к солдатам. На них было противно смотреть, огромные и толстые, с голыми мерзкими хвостами, они бесцеремонно разгуливали по казарме.
Самое непонятное было то, как эти тараканы и крысы выживали здесь. Ведь в казарме, из-за строго запрета, никогда не держали еду, ни крошки. И чем только эти твари питались? Вот загадка.
Обычно у новобранцев эти твари вызывали чувство омерзения, а привычные старослужащие не обращали на них внимания.
В один из зимних вечеров Мирон прилег на свою койку, передохнуть. Сквозь дрему он слышал, что происходит вокруг. Какой то разговор на соседних койках, шуршание крыс за стеной. И вдруг он явно услышал цокот коготков крысы, бегущей по трубе батареи отопления, проходившей у изголовья кроватей. Цокот приближался.
- А ведь эта тварь бежит прямо на меня – подумал Мирон.
И не успел он до конца осмыслить свою догадку, как крыса спрыгнула с батареи прямо ему на голову и, чтоб не свалиться с него, уцепилась лапками за его волосы. Мирон как ошпаренный вскочил с кровати и стал мотать головой, пытаясь сбросить эту мерзость со своей головы. В свою очередь крыса, чтобы не свалиться, еще сильнее уцепилась за волосы, шкрябая лапами ему по голове. При этом ее длинный, холодный и противный хвост мотался по всей щеке Мирона, отчего стало еще мерзостнее. Ребята с соседних коек с ужасом наблюдали за всем происходящим.
Наконец с очередной, уже непонятно какой попытки, посильнее мотнув головой, Мирону удалось сбросить эту тварь на пол, после чего она, как ни в чем не бывало, побежала к другому лазу и благополучно скрылась в ней.
Мирон схватил мыло и побежал в умывалку отмываться. Мылился он раз пять, но никак не мог избавиться от ощущения, что еще не отмылся от этой крысы.
А фантом мотающегося по щеке этого противного холодного хвоста сопровождал его еще несколько дней.

Бурение вечной мерзлоты. Болото.

Эта зима, в отличие от прошлогодней, выдалась не такой суровой. Правда были сильные метели, но до вариантов дело не доходило. И морозы не опускались ниже тридцати пяти градусов. Так что прощальная для Мирона зима баловала обитателей гарнизона.
В эту зиму руководство Спецстроя решило провести эксперимент. А почему бы вместо занудного долбления шурфов для установки свай в вечной мерзлоте, не использовать метод его бурения? Ведь бурение значительно производительнее долбления. Сказано, сделано. Где-то за границей была закуплена дорогущая механизированная самоходная бурильная установка, которую доставили в гарнизон. Она была новенькая, сверкала свежей ярко-оранжевой краской, полностью автоматизированная, тихо урчала мощным дизелем, ну просто чудо техники.
Для начала решили пробурить пробный шурф около базы, где служил Мирон. Оператор настроил установку и запустил ее. Действительно, бур, с победитовой коронкой и со шнековыми колонками, стал входить в вечную мерзлоту как в масло. Мерзлая земля, под воздействием трения бура становилась пластичной и поднималась по шнеку наверх. Но по мере того, как бур погружался все глубже и глубже, шнеку приходилось ворочать в скважине все большее количество породы, на что уже постепенно перестало хватать мощности установки.
В конце концов бур остановился, порода в скважине, под воздействием окружающей ее вечной мерзлоты, мгновенно застыла обратно и буровая колонка намертво застряла в скважине. А пробурили то всего четыре метра. Чего только не предпринимали, чтобы освободить инструмент, но все было бесполезно. А за потерю части комплекта от дорогущей импортной установки никто бы по голове не погладил бы.
Оставался самый простой, но действенный способ, дать солдату в руки отбойный молоток и освобождать колонку бура от вечной мерзлоты, выдалбливая вокруг него колодец диаметром метра в два и глубиной четыре метра, на всю длину застрявшего бура.
Выручали этот бур недели три целым отделением солдат. Поверьте, долбить вечную мерзлоту очень нелегкое дело. Пика отбойника тоже, как в масло, входила в мерзлый грунт, а вытащить его оттуда было очень не просто, по той же самой причине, что и бур. Надо было откалывать вечную мерзлоту по крохам, не давая ему захватить инструмент. Так и мучались солдаты все эти три недели.
Был занят на этой спасательной работе и солдат по фамилии Лазуткин. Он был призван вместе с Димой Персиком из Москвы и к этому времени успел тоже отслужить полтора года.
Лазуткин был уникальным, в своем роде, человеком. Внешне он выглядел весьма своеобразно. Носил круглые старомодные очки. Был он очень худым и настолько сутулым, что его можно было принять за горбатого. Лицом он тоже не вышел, был похож на Урфина Джюса, как обычно его изображают в иллюстрациях в детской книжке в сказке про Страшилу и Железного дровосека из Изумрудного города, только очень изнеможенного. Такой же длинный двухэтажный нос, глубоко и близко посаженные глаза, такие же брови. Когда Лазуткина впервые голого увидели в бане, то рядом с ним образовался вакуум, все поспешили перейти с шайками на другие лавки, оставив ему одному во владение целую лавку, которых на всех не хватало. Кривые худые ноги, выпирающие лопатки и ребра, спина колесом, а середина груди была вдавлена вовнутрь настолько, что в этом месте образовался провал почти до самого позвоночника. С самого начало службы ни у одного деда не поднялась на него рука, его даже не припахивали, не могли переступить через себя. Все задавались вопросом, как его, такого убого, взяли в армию?
Говорил Лазуткин гнусавым голосом, медленно, но обстоятельно. Но надо признать, что он был очень начитанным, происходил из семьи коренных московских интелегентов, имел достаточно твердый характер и свои сложившиеся жизненные принципы.
Позднее выяснилось, что Лазуткин оказался достаточно жилистым, он наравне со всеми выполнял любую работу.
Отделение, которому было поручено вытащить бур, разместилось в вагончике. Ушаны и Лазуткин по очереди спускались в яму и долбили мерзлую землю. Деды контролировали ход работы из вагончика по треску отбойного молотка, доносившегося из ямы. В какой то момент один из дедов вдруг вспомнил, что уж больно долго Лазуткин трудится в этой яме. Он вышел на улицу и увидел следующую картину. Зима, метель, мороз ниже двадцати градусов. На дне ямы в снежной круговерти сидит на деревяшке Лазуткин и читает книжку. Его правая нога время от времени давит на отбойный молоток, заставляя его издавать треск. Все были в полной уверенности, что там, в яме, работа идет полным ходом, в то время как Лазуткин спокойно читал свою любимую книжку. Вот такой хитрец.
В конце концов буровую колонку откопали и командование Спецстроя, от греха подальше, отправило это чудо техники на хранение в закрытый бокс. Ничего лучшего для долбления шурфов для свай, чем хохлы с их примитивным способом, никто еще не придумал.

***

Эта зима запомнилась еще одним событием. Все знают, что арктические земли представляют собой либо скальные образования плюс ледники, либо вечную мерзлоту, на которых разбросаны различные водоемы. Другого не может быть по определению.
Одному бульдозеристу, из второй роты, поручили пробить дорогу в снежной тундре, до какого то объекта. Вполне обычное задание. Он стал расчищать этот зимник, прошел уже достаточно большой путь, как вдруг бульдозер стал проваливаться в эту самую тундру. Бульдозерист в испуге выскочил из кабины и увидел, что бульдозер погружается в какое-то парящее на морозном воздухе болото. И это зимой, посреди тундры, за полярным кругом, а не в средней полосе! Это здесь, где даже летом под слоем оттаявшей земли толщиной в несколько сантиметров начинается твердь вечной мерзлоты, тянущаяся в глубь на десятки метров, до самых скальных пород.
Через некоторое время бульдозер погрузился в болото по самую кабину. Бульдозерист попросил своего товарища, такого же бульдозериста, помочь ему. Тот подергал подергал застрявшего, да и сам застрял, точно так же. Пришлось им идти с докладом к своему начальству, которое вначале им не поверило. Как можно умудриться в зимней тундре найти болото и утонуть в ней? Уму не постижимо. Но бульдозеры то действительно застряли, а с этим упрямым фактом нельзя было поспорить.
Пригнали для верности еще два бульдозера и начали ими одновременно, на длиннющих тросах, тащить один из застрявших бульдозеров. Тянущие бульдозеры выгребли гусеницами из под себя замерзший верхний слой земли и тоже провалились в болото. Это уже было действительно серьезно. Потерять зараз, среди зимы, четыре бульдозера гарнизон не мог себе позволить. Спецстроевское начальство стало лихорадочно искать пути выхода из этой ситуации.
В конце концов у ПВОшников нашли тяжелый тягач с мощной лебедкой, который с расстояния пару сотен метров, со скальной тверди, по одному выломал уже успевшие вмерзнуть в болото бульдозеры и вытащить их оттуда. При этом вся тундра в этом месте ходила ходуном, это была действительно настоящая болотная хлябь. Почему она не замерзла зимой в вечной мерзлоте, никто вразумительно так и не смог объяснить.

ВЕСНА. ДЕМБЕЛЬ.

На губе.

Наступил март месяц, наступила календарная весна. Пора уже было готовиться к дембелю. Обязательные дембельские альбомы, у большинства увольняемых, давно уже были готовы. Осталось только вклеить туда, на первую страницу, весенний приказ министра обороны об увольнении, а самое главное дождаться этого приказа.
А до этого начались приятные хлопоты. Подготовка по полной программе парадной формы к увольнению, его подгонка по фигуре, новые эмблемы, новый ремень, специальные не стандартные погоны и всякая другая дребедень.
Галина и на этот раз выручила Мирона. Она специально высмотрела для Мирона цивильный костюм в гарнизонном универмаге. Мирон быстро выписал в бухгалтерии части деньги и Галина выкупила этот костюм, который действительно был хорош. Светло серого цвета, сидел практически идеально, даже брюки не надо было подрубать. Заодно был приобретен и дорожный чемоданчик.
В это время в гарнизоне появился новый фотограф, который умел хорошо делать цветные фотографии, что для того времени в стране было большой редкостью. Гарнизонный народ пошел к нему валом. Мирон воспользовался тем, что у него был пропуск в гарнизон для обслуживания кранов. На досуге он заскочил в ателье и сфотографировался на память о службе.
Через две недели, по пути на кран, он завернул в ателье за фотографией. На входе его встретил матросский патруль во главе с молоденьким мичманом, который внимательно посмотрел на Мирона и ехидненько произнес:
- Хорошая фотография получилась, даже можно сказать отличная. Давай иди, получай его, а затем мы с тобой продолжим разговор.
Фотография действительно получилась хорошая, цветная, почти художественная.
- А теперь скажи, у тебя есть увольнительная? – продолжил мичман, когда Мирон вышел назад.
Пропуск в гарнизон не возымел на него действия и он, забрав у Мирона военный билет, издевательский произнес:
- У тебя пропуск на твои объекты, а для посещения ателье надо иметь увольнительную. Мы сейчас идем на обед, а ты сам пойдешь на гауптвахту и доложишь там начкару, что был задержан патрулем за самоволку. Все ясно? А я после обеда занесу на гауптвахту твои документы.
Это было настоящее издевательство. Но ничего не оставалось делать, как самому себя отконвоировать на губу, в одноэтажное зеленое здание, одиноко стоявшее недалеко от причалов. В душе все бурлило.
Начкар, кап три, внимательно выслушал доклад Мирона, сопроводил его кратким комментарием, явно в адрес мичмана:
- Идиот!
Затем велел сдать все ремни, брючный и солдатский с бляхой, и отправил Мирона в камеру. Камера представляла собой практически пустое помещение, основную часть которого занимала одна единственная огромная нара, обитая железом и покрашенная в бордовый цвет. Видимо арестанты спали здесь вповалку, что позднее подтвердил многоопытный Персик. Через стену Мирон слышал, как кап три позвонил в часть и попросил забрать солдата, то бишь его.
Через двадцать минут, одновременно, появились мичман, старший патруля, и старшина роты, прапорщик Лэла. Кап три забрал у мичмана военный билет Мирона, передал его старшине Лэла со словами, чтобы мичман слышал:
- Идиоты еще не перевелись. Не свое, так чужое время пожалел бы.
Так Мирон, за все время службы, первый и в последний раз побывал на губе, где просидел под арестом целых двадцать минут. Наверное, солдат за время службы должен познать все стороны армейской жизни, в том числе и гауптвахту, что и произошло с Мироном.

Спасти рядового Риманова.

С наступлением весны что-то странное стало твориться с Мишей Римановым. Вначале стал он просто заговариваться. То якобы его Шаменов снова хочет зарезать, хотя последний, после того случая, вообще как-то притих, не хотел портить себе дембель, то стал время от времени метаться и шхериться от замполита Павлова, который в это время был в командировке. Стало ясно, что у него происходить что-то неладное с психикой.
Дальше, больше. Все стали замечать, что глаза у него как-то потухли, взгляд потерял осмысленность, он стал ко всему безразличен, впал в депрессивное состояние. Видимо хрупкая психика художника не выдержала тягот армейской службы.
У начальства состояние Риманова вызвало серьезное беспокойство. За один год два случая психического расстройства у солдат в части, это было уже слишком. И они, от греха подальше, решили отправить Романова в Североморск, в центральный госпиталь Северного флота.
Перед отъездом Эдик с Мироном посадили Мишу перед собой и попытались достучаться до него:
- Миша – глядя в потухшие глаза, раз за разом повторял Эдик, – слушай меня внимательно. Когда приедешь в Североморск, в госпитале соберись, возьми себя в руки и скажи врачам, что у тебя сейчас просто очень тяжелый момент в жизни. Придумай, что твоя девушка ушла к другому или в семье большие проблемы, что командиры достали. Поэтому у тебя сейчас депрессия, всего лишь депрессия. Если ты этого не сделаешь, то тебя упрячут в психушку, надолго упрячут. Тогда навряд ли ты сможешь вернуться к своей прежней жизни, к Ленке. Запомни, до приказа осталось совсем ничего. Ты должен дембельнуться, а не комиссоваться.
Затем Эдика сменял Мирон и тоже пытался внушить Риманову то же самое.
С грустью они смотрели вслед УРАЛу, увозившему Романова, в сопровождении прапорщика, на аэродром. Надежды на то, что они сумели вбить в голову Миши свои установки, практически не было.
На следующий день вечером Мирон пошел в санчасть к Эдику. Настроение у обоих было отвратительное, все таки было очень жаль Романова. Посидели, помолчали. Пора было возвращаться в роту, но в этот момент в санчасть влетел Миша с криком:
- Мужики, привет! Как я рад Вас видеть снова! – и полез обниматься.
Мирон с Эдиком ошарашено смотрели на Риманова, как на воскресшего из могилы, не могли поверить своим глазам. Это был прежний Миша, шумный, беззаботный и веселый.
Он рассказал, что когда его привели в госпиталь, у него что-то щелкнуло в голове и он вспомнил все, что ему втолковывали Эдик с Мироном перед отъездом. Он в точности все это выдал докторам, которые, помянув недобрым словом перестраховщиков командиров, велели Риманову с прапорщиком отправляться назад в часть, что они тут же и сделали.
Всю следующую неделю Риманов был бодр и весел. Вспоминал свою жизнь до армии, строил планы на будущее, после увольнения. Глядя на него, трудно было представить себе того Мишу, который в сопровождении прапорщика уезжал в госпиталь в Североморск. Все радовались его такому удивительному исцелению.
Только Эдик продолжал внимательно присматриваться к Риманову. И не зря. Через неделю, после возвращения из Североморска, Миша снова резко ушел в себя, его состояние стало еще хуже, чем до поездки в Североморск, и уже достучаться до него было практически невозможно.
В промежутках между состояниями полной отрешенности, Миша стал говорить, что Мирон втайне замыслил убить его и только ждет для этого удобного момента.
Эдику неимоверными усилиями удалось уговорить командование не отправлять Риманова опять в Североморск, а оставить Мишу в части под его ответственность до выхода приказа на увольнение, до которого осталось буквально несколько дней и затем уволить его, сняв этим с себя всякую ответственность за его дальнейшую судьбу.
День и ночь, не смыкая глаз, пас Эдик Мишу, но все-таки дождался приказа. Риманова сразу уволили и отправили в сопровождении Эдика домой, в Москву.
Через три дня Эдик вернулся из Москвы. Был он в очень подавленном состоянии.
Эдик доставил Мишу в Москву домой и лично передал его на руки матери. Первым словами Мишиной мамы к своему сыну, несмотря на весьма плачевное его состояние, были:
- Много ли ты сыночек денег там заработал? Сколько ты их привез домой?
Оказывается, Мишина мама знала от кого-то, что стройбатовцам на Новой Земле платят деньги. И вот какими оказались ее первые слова к вернувшемуся со службы в тяжелом состоянии сыну. К ее огорчению Миша ничего не привез, ему не была положена зарплата, так как он числился в хозвзоде, был художником при части.
Эдик сам не мог сказать, чем он больше был удручен, то ли состоянием Миши, то ли столь неожиданным в этой ситуации вопросом его матери. Но переживал все это Эдик очень тяжело.

Мат командира – это военная тайна.

Перед самым увольнением кому-то из дедов пришла в голову идея, на прощанье, записать на утреннем разводе выступление командира части, чтоб затем развлекать им друзей на гражданке. Взяли у Кузенкова переносной кассетный магнитофон «Весна», подключили к нему микрофон и через открытую форточку окна санчасти записали ежедневный бенефис полковника Крылова, который в это утро был особенно в ударе. И шапку на землю бросал в поклоне перед примерным солдатиком, и насчет перерезания горла нерадивому негодяю особенно изощрялся, а мат из него сыпался уже и вовсе четырехэтажный. Наверно подсознательно чувствовал, что его записывают для истории.
Запись удалась на славу. Каждый вечер в третьей роте ребята, в курилке, слушали эту запись, сопровождая его гомерическом хохотом. Райкин близко не стоял.
Но кто-то из стукачей донес начальству об этом. Что тут началось! Бедного Кузенкова, как владельца магнитофона, затаскали в штаб. Ему пригрозили военным трибуналом, если он не выдаст всех участников этой акции. Кузенкову вменили в вину то, что он разгласил информацию, которая содержалась при постановке на утреннем разводе боевой задачи командиром части перед личным составом. А это военная тайна. Только вот с каких это пор мат в Советской армии стал военной тайной? Прямо белиберда какая-то. Надо отдать должное Кузенкову, он никого не выдал.
Постепенно ситуацию спустили на тормозах. Только конфисковали магнитофон с кассетой, на которую был записан тот самый утренний развод.
Однажды Эдик в свое очередное дежурство по штабу, когда вся часть была на службе, а командир части отсутствовал, услышал из кабинета замполита Павлова все нарастающий дружный смех. Это в полный голос хохотали капитаны Павлов и Либровский. Эдик подошел к двери кабинета и понял причину столь безудержного веселья. Замполит и начштаба, запершись в кабинете, прослушивали ту самую запись развода части на магнитофоне Кузенкова.

Приказ. Дембельский аккорд.

А жизнь в это время шла своей чередой. Деды, дождавшись, когда в часть принесут газету с приказом об их увольнении, в каждой роте провели традиционную церемонию посвящения себя в дембеля. Поставили в курилке на стол табуретку, с которого ушан громко зачитал им этот приказ. Деды, с этого дня ставшие дембеля, с восторгом выслушали это сообщение, обнимались и поздравляли друг друга.
На следующий день, за завтраком, дембеля, к немалому удивлению и радости ушанов, торжественно передали им свои пайки масла. Все традиции были соблюдены, пора было собираться домой.
В штабе были составлены списки команд увольняемых с графиком их отлета на материк. Как и ожидалось, Мирон был в одной из последних команд, а Дима Персик в самой последней. Если с Персиком все было понятно, проведших столько времени на губе солдат всегда увольняли последнюю очередь, то на сроки увольнения Жени явно повлиял злопамятный командир части.
Но ситуацию можно было исправить, выполнив дембельский аккорд. Мирон записался в команду, которая взялась провести ремонт в клубе. День и ночь пять человек приводили клуб в порядок, стругали, подправляли, заменяли и красили. В конце второй недели работы клуб сверкал как новенький. Команда, выполнявшая этот аккорд, улетела в числе первых. Все, кроме Мирона. Полковник Крылов имел на этот счет свое особое мнение:
- Ишь, чего захотел. Ну и что с того, что делал аккорд. Я сказал, что он улетит в числе последних. И точка.
Эдик хотел обязательно уволиться вместе с Мироном. Поэтому он отказался улететь с первой командой, куда его включили и остался дожидаться Мирона. Не каждый решится на такой шаг.

Рогачево - Архангельск - Москва.

Неопределенность с датой увольнения была очень тягостной. Каждые два-три дня уезжали команды на аэродром. Эдик, которому на днях присвоили звание старшины, как не уговаривал его Мирон, ни за что не хотел уезжать без него.
Уехал в отпуск и командир части полковник Крылов. Временно исполнять его обязанности назначили майора Божко.
В один из солнечных весенних дней Мирон с Эдиком без толку прогуливались по расположению части. Служба закончилась, а команду уехать никто им не давал. Послонявшись некоторое время по плацу, они пошли в санчасть, к Эдику. На входе в штаб им встретился майор Божко:
- Вы что здесь шатаетесь, делать Вам больше нечего?
- А что нам делать, товарищ майор?
- Как что, идите собирать вещи и получать документы, завтра уезжаете с очередной командой.
Вот это был сюрприз! Майор Божко всегда испытывал перед Мироном чувство вины за свое малодушие, когда не подтвердил своего разрешения на просмотр им кинофильма «Москва слезам не верит» в БМК перед Начальником политотдела Спецстроя капитаном первого ранга Мелешко. Теперь он решил хоть как-то загладить перед ним свою вину и вопреки указанию полковника Крылова, решил уволить Мирона все же пораньше.
В канцелярии штаба им выдали на руки военные билеты с отметкой об увольнении со срочной службы и проездные документы каждому, до места назначения. Вещи были собраны мгновенно, был составлен их список.
Эдик узнал, кто из лейтенантов сопровождает их до Архангельска, и договорился с ним, что тот провезет некоторые фотографии и агаты, подаренные Мирону геологом.
На следующий день утром настала время прощания с ребятами, которым предстояло еще служить, с Персиком, которому светило маяться еще месяц, с адъютантом Начальника политотдела полигона матросом Игорем.
Вначале очередную команду увольняемых выстроили в штабе. Все расписались в журнале о не разглашении сведений. Затем, по заранее подготовленным спискам, проверили вещи, которые дембеля брали с собой и поставили на них печать части. Дав последние напутствия, без приключений добраться до дома, начальство дало команду на отъезд. После этого к ним уже никого не подпускали, посадили на УРАЛ.
- Мужики, не горюйте! – кричали дембеля остающимся, видя погрустневшие их глаза – придет время и Вы тоже обязательно уедете. Посмотрите на нас, мы ведь дождались своего часа.
УРАЛ резво рванул с места и помчал ребят по бетонке в сторону аэродрома. В аэропорту у дембелей быстро проверили документы и вывели на летное поле под крыло самолета Ту-134, где их выстроили в ряд, заставив положить чемоданчики перед собой и раскрыть их.
Дул резкий холодный ветер, мороз стоял около минус десяти градусов. Дембеля были лишь в одних кителях, брюках, фуражках и ботинках. Матросы в спецпошивах, под руководством лейтенанта из особого отдела, тщательно проверили все вещи, сверили их со списками, заверенными в штабе. Затем дали команду всем расстегнуться и распахнуть кителя и тщательно обыскали всех дембелей. Матросы, натренированными движениями рук, быстро прошлись с ног до головы. Пронизывающий морозный ветер пробирался до самых костей.
И только после этого дали разрешение подняться в самолет. За командой военных строителей пропустили через проверку команды матросов, ПВОшников и заполнили ими весь самолет.
Пока самолет заводил двигатели, выруливал на взлетную полосу, абсолютно никто из пассажиров не мог поверить в происходящее. И только лишь когда самолет оторвался от земли и стал набирать высоту, вначале абсолютно все завопили как безумные от переполнявших их чувств, а затем кто-то стал, не стесняясь, вытирать слезы, кто-то просто впал в отрешенно безразличное состояние, в прострацию.
Мирон почувствовал себя в этот момент полностью опустошенными и только где-то там, глубоко в сознании, начало зарождаться понимание того, что наступила долгожданная свобода, что уже никогда в его жизни не будет места прапорщикам Войтовичам, лейтенантам Годулянтам и полковникам Крыловым. И спасибо судьбе, раз уж случилось послужить в армии, что жизнь свела его там с Эдиком Колбиным, адъютантом Игорем, Димой Персик, Толиком Говорком, Гешей из Тамбова, майором Капканарем и конечно же с капитаном Павловым.
А Эдик, не обращая ни на кого внимания, встал посреди прохода самолета на колени и громко, на весь салон произнес:
- Боже, я благодарю тебя, что хранил меня все эти два года! Слава богу, что все это закончилось! Спасибо тебе, что всему этому настал конец! Конец!! Конец!!!
И это было сказано абсолютно не верующим человеком. Но и всем другим присутствующим в самолете эти слова не показались чем-то здесь не уместным.

***

Через полтора часа самолет приземлился в Архангельске. Здесь, в отличие от Новой Земли, снег почти весь растаял.
Аэропорт гудел как улей, он был забит увольняющимися солдатами и матросами, которые стекались сюда со всех окрестных воинских частей и дальних гарнизонов для дальнейшего следования.
Прибыв в аэропорт, эта многочисленная братия начинала прихорашиваться и наряжаться. Многие вставляли жесткие вставки в погоны, навешивали различные значки, солдаты надевали тельняшки, вместо рубашек, хромовые сапоги, взамен ботинок.
Среди всей этой воинской массы выделялись солдаты с красными погонами и буквами на них ВВ, Внутренние войска. В основном это были представители национальностей Средней Азии. Узбеки, казахи, таджики, туркмены. Так уж повелось, что Внутренние войска в основном комплектовались ребятами оттуда. Они несли службу во вполне известных заведениях, охраняли зеков в зонах, проштрафившихся солдат в дисбатах, в конвойной службе.
Видимо умные люди наверху посчитали, что с плохо говорящими на русском языке охранниками, зекам и дисбатовцам будет труднее договариваться о чем либо, чем со своим соплеменником. Конечно, это в какой то мере срабатывало, но не в меньшей мере играло роль то, что все, и начальство, и те, кого охраняли, считали этих ребят людьми второго сорта, обзывали их чурками. В ответ они отвечали не меньшей «любовью». И если, в силу своего азиатского менталитета, они подобострастно относились к начальству, то опять таки, в силу своего менталитета они зверствовали по отношению к охраняемым. У них было и другое прозвище, звери. Какой мог быть в этой ситуации сговор. Это как раз и нужно было начальству.
Так уж сложилось, что все солдаты с презрением относились к тем, кто носил красные погоны ВВ и при случае всегда старались начистить им рожи, в отместку за тех, кто страдал сейчас в дисбате или за тех, что когда-то попадет в дисбат. Поэтому каждый ВВешник, зная об этом, по прибытию в аэропорт первым делом спарывал свои красные погоны и пришивал вместо них заранее приготовленные черные погоны с буквами СА, Советская армия.
Здесь же обретались ребята с родной части, уехавшие еще три дня назад. Самолеты до Свердловска и Тюмени летали отсюда редко и они дожидались своей рейса. Они обрадовались своим, уже бывшим сослуживцам, объяснили Мирону с Эдиком, что им следует обратиться в воинскую кассу за билетами. Последним повезло, им выдали билеты на Москву на утро следующего дня.
После этого настал час истины. Захватив чемоданчики, Мирон с Эдиком отправились в туалет аэропорта. Здесь они сбросили с себя эту надоевшую военную форму и переоделись в заранее заготовленные еще в гарнизоне цивильные гражданские костюмы.
Какой это был кайф, ощущать себя нормальным человеком, когда не надо ежеминутно оглядываться вокруг, чтобы успеть отдать честь проходящим мимо офицерам, дергаться, когда на горизонте появлялся военный патруль. И вообще, можно было без оглядки расслабиться и чувствовать себя действительно свободным человеком.
Пора было привыкать к гражданской жизни. Для начала Мирон с Эдиком решили посетить местное кафе, выбрать себе из еды то, что ты сам пожелаешь, а не то, что положено, посидеть за чистеньким столом с вилкой и ножом в руках. Кафе оказалось действительно уютным, скатерти на столах, молоденькие официантки. Но в меню были только одни рыбные блюда, в основном из трески. На вопрос, а что им могут предложить из мясных блюд, официантка фыркнула и ткнула пальцем в строчку меню, где было написано: вареное яйцо под майонезом. Нет, это был не четверг – обязательный рыбный день для всех точек общепита по всему Советскому Союзу. В Архангельске днем с огнем нельзя было сыскать мяса. Но Мирон с Эдиком с удовольствием поели на холодное рыбу, на первое рыбу и на второе тоже рыбу. Хорошо, что вместо клюквенного морса не предложили рыбий жир. Но все равно, по сравнению с тем, чем они питались предыдущие два года, еда в архангельском кафе была просто изысканной.
Ночью в аэропорт заявился прапорщик, который сопровождал предыдущую команду дембелей. Тот самый прапорщик, который, в первый год службы Мирона, пытался ударить его ногой во время его драки с Пуховым, по кличке Волчара. Он стал приставать к ребятам, прося у них деньги на выпивку, но те просто открытым текстом посылали его подальше.
Прапорщик представлял собой весьма жалкое зрелище, был пьян, от него разило мочой. Оказывается, прошлой ночью, будучи вдрызг пьяным, он уснул на скамейке и обоссался. В первый момент у Мирона появилось огромное желание проучить этого недоумка, но стоило ему только взглянуть на это ничтожество, как его жалкий вид вызвал у него такое чувство омерзения, что пропало всякое желание марать об эту мразь руки.
Эта ночь в аэропорту запомнилась еще одним событием. В полночь появился Василек, тоже из предыдущей команды, летевший в Свердловск. Он очень обрадовался, увидев Мирона, так как служил с ним в части в одной роте.
Василек стал предлагать Мирону с Эдиком покататься по ночному Архангельску на персональном автомобиле. Вначале ребята приняли это за шутку. Но Василек потащил ребят на стоянку перед аэропортом и показал на красные Жигули шестой модели, с вывернутой форточкой на передней двери. Оказывается он поехал в город и угнал оттуда эту шестерку, как это он часто делал раньше на гражданке, покатался вволю на ней, но потом стало скучно одному ездить и он приехал в аэропорт искать товарищей для ночных покатушек.
Ни Мирон с Эдиком, ни другие дембеля, которым предлагал Василек увеселительные прогулки по ночному Архангельску, не согласились на такую авантюру. Никому не хотелось сейчас, когда так близок был родной дом, искать приключений на свою задницу, потерять только что обретенную свободу. Василек обиделся на всех, но и сам потерял интерес к Жигулям, у него пропало всякое желание в одиночестве наматывать километры.
Так и остался сиротливо стоять этот автомобильчик на стоянке перед аэропортом, вызывая недоумение у пассажиров своей вывернутой форточкой на левой передней двери.
А на следующее утро, когда самолет с Мироном и Эдиком на борту взлетел с Архангельска и взял курс на Москву, они поняли, что армия действительно осталась в прошлом и теперь они возвращаются к своей старой жизни.
Нет, не возвращаются к старой жизни, а этот самолет с ними на борту летел сквозь пространство и время к новой жизни.
Но кто может предсказать, что день грядущий нам готовит?

Скачать
формате Word
в формате PDF